со мной, но даже я в свое время находил удовольствие в таких утехах и так же, как они, пил и плясал. Я не был знаком с европейской цивилизацией и, к сожалению, слишком поздно начал путешествовать по миру. Эх, вот бы мне скинуть лет двадцать и снова стать молодым. Я знаю, как переделать нашу страну, но мои идеи никогда не воплотятся в жизнь, потому что у меня, как у Александра Великого, нет достойного наследника. Я мечтаю полностью реорганизовать разбойничий промысел, раз и навсегда покончив с беспорядком, шумом и суетой. Но мне не на кого опереться. Я мечтаю о том, чтобы провести полную перепись жителей королевства и хотя бы приблизительно оценить все их имущество, как движимое, так и недвижимое. Что же касается иностранцев, прибывающих в нашу страну, то с ними, я думаю, надо поступить так: в каждом порту я намерен держать своего агента, который будет сообщать мне имена иностранцев, время их пребывания в стране, маршрут передвижения и, хотя бы приблизительно, размер состояния. Благодаря этому я буду знать, сколько можно получить с каждого из них и не буду запрашивать ни слишком много, ни слишком мало. На каждой дороге я установлю контрольные пункты, на которых будут находиться хорошо воспитанные и хорошо одетые служащие моей компании. Согласитесь, незачем пугать людей рубищем и небритыми физиономиями моих дикарей. Я был во Франции и в Англии и видел их воров. Они одеты с вызывающей элегантностью, но разве свои дела они проворачивают хуже, чем мы?

На работу я буду принимать только тех, кто обладает изысканными манерами. Главным образом, это коснется служащих департамента содержания заложников. Находящихся у меня в плену важных особ, таких, как вы, сударыни, я поселю в комфортабельных условиях на свежем воздухе, где-нибудь в саду. И не надо думать,

что им дорого обойдется такое жилье, как раз наоборот! Если каждый, кто приезжает в наше королевство, в обязательном порядке будет проходить через мои руки, тогда я смогу уменьшить стоимость пребывания у меня в гостях до вполне приемлемого уровня. Пусть каждый местный житель и каждый иностранец даст мне всего лишь четверть процента от размера своего состояния. Мне больше не надо, я заработаю на обороте, увеличив количество обслуживаемых клиентов. При такой постановке дела разбойничий бизнес станет разновидностью сбора налога с оборота. Это справедливый налог, потому что он платится по фиксированной ставке. И это нормальный налог, к которому все привыкли, потому что он взимается с незапамятных времен. Мы даже можем его упростить путем введения годовых абонементов. Единожды заплатив установленную сумму, местный житель получает пропуск для проезда в пределах своего региона, а иностранцу ставят соответствующую отметку в паспорте. Вы можете мне возразить, сказав, что в соответствии с конституцией для введения в действие закона требуется голосование в обеих палатах парламента. Эх, сударь мой, если бы у меня было достаточно времени, я купил бы весь сенат и лично назначал бы членов палаты депутатов. По моей команде мгновенно принимался бы любой закон, а при необходимости мы могли бы создать министерство больших дорог. На первых порах это стоило бы мне миллиона два или три, но все свои вложения я отбил бы года за четыре и еще содержал бы в полном порядке сами дороги.

Король с достоинством перевел дух и продолжил:

— Сами видите, насколько искренне я вам все рассказываю. Есть у меня такая въевшаяся привычка, от которой никак не могу избавиться. Я всю жизнь провел на открытом воздухе и ни от кого не таился. Наше ремесло считалось бы постыдным, если бы им занимались втайне от всех. Вот я ни от кого не скрываюсь, потому что никого не боюсь. Если вы прочитаете в газетах, что меня объявили в розыск, знайте, что это лишь парламентская уловка. Все всегда знают, где я нахожусь. Я не боюсь ни министров, ни армии, ни судов. Министры знают: стоит мне пальцем пошевелить, и кабинет уйдет в отставку. Армия на моей стороне. Именно она в случае необходимости поставляет мне рекрутов. А я даю ей взаймы солдат и тренирую офицеров. Что же касается господ судей, то они знают, как я к ним отношусь. Я их не уважаю, но я их жалею. Они бедные и малооплачиваемые, поэтому от них невозможно требовать, чтобы они были честными. Кого-то из них я подкармливаю, другим покупаю одежду. Кстати, за всю свою жизнь я повесил лишь несколько судей. Выходит, что я благодетель судейского корпуса.

Он окинул царственным жестом небо, море и всю землю.

— Все это мое, — сказал он. — Все, что дышит в нашем королевстве, при упоминании моего имени испытывает страх, симпатию или восхищение. Из-за меня пролито много слез, но при этом нет такой матери, которая не хочет, чтобы ее сын стал таким же, как Хаджи-Ставрос. Придет день, и доктора, наподобие вас, напишут мою историю, а все острова Архипелага будут соперничать между собой за право считаться родиной Короля. Во всех хижинах и дворцах мой портрет будет висеть рядом со святыми образами, которые покупают на горе Афон. И наконец настанет время, когда дети моей дочери станут властителями своих земель и будут с гордостью вспоминать, что их предком был великий Король гор!

Вы можете сколько угодно смеяться над моей германской наивностью, но эта странная речь глубоко взволновала меня. Я даже невольно восхитился тем, насколько величав Король в своей преступной сущности. Мне впервые представился случай повстречать величественного негодяя. Этот черт в человеческом обличье, собиравшийся в конце месяца перерезать мне горло, в каком-то смысле внушал мне почтение. Мне даже почудилось, что его крупное каменное лицо, хранившее ледяное спокойствие посреди беснующейся братии, есть не что иное, как бесстрастная маска Рока. Я был так взволнован, что у меня невольно вырвалось признание:

— Да, вы и вправду Король.

Он с улыбкой ответил:

— Что ж, даже среди врагов есть немало тех, кто мной восхищается. Но вам я прямо скажу: не прикидывайтесь! Я умею читать мысли по выражению лица. Я видел, что утром вы смотрели на меня как на человека, по которому плачет веревка.

— Если говорить начистоту, то в какой-то момент я действительно здорово разозлился. Вы запросили за меня нереальный выкуп. Вот вы потребовали с этих дам сто тысяч франков, которые действительно у них есть. Это разумное требование и для вашего ремесла оно выглядит нормально. Но с меня, с человека, у которого нет ни гроша в кармане, вы потребовали пятнадцать тысяч франков,