берет). Купаюсь я дома, когда мне вздумается… (Идет к двери.)

Б а л и н т. Я не хотел вас обидеть. (Достает из портфеля книжку и протягивает ей.) За корзину цветов — томик стихов. Надеюсь, не откажетесь?

Ц в е т о ч н и ц а (растроганно кивает). Большое спасибо!

Б а л и н т. Не туда, сюда, по парадной лестнице.

Ц в е т о ч н и ц а  уходит.

Явление восьмое

Б а л и н т, В и к т о р.

Б а л и н т. Неужели они еще могут вернуться?

В и к т о р (ставит корзину с цветами в угол). Кто?

Б а л и н т. Твои друзья… как, бишь, их зовут… господин директор со своими чадами и домочадцами.

В и к т о р. Они мне не друзья. И до поры до времени они сюда не вернутся. К тому же директор-то он липовый, выскочка… Вздумал податься в оптовую торговлю текстилем, рассчитывал нажиться, хапать, сколько душа пожелает, как в свою бытность на интендантской службе, когда он расхищал солдатские консервы. Прикарманить вагон-другой из товарных поставок для него — пара пустяков, но акционеры оказались более обидчивыми, чем венгерские солдаты. Разыгрался скандал. Господин директор вновь поспешно напялил офицерский мундир, жену отослал в имение, вещи, которые у него могли конфисковать, рассовал по родственникам. А уж квартиру придется караулить тебе.

Раздается звонок.

Б а л и н т. Я не открою! Мы договаривались о пустой квартире, а здесь из всех щелей лезут призраки. Я не хочу, чтоб непрошеные гости вторгались в мою жизнь.

В и к т о р. Я все же посмотрю, кто там так растрезвонился. А волноваться тебе незачем. (Уходит.)

Явление девятое

Б а л и н т, Ю л и я.

Б а л и н т (стучит в дверь ванной). Юли!.. Выйди! Сейчас же уложим вещи и уйдем отсюда!

Ю л и я (показывается в дверях ванны, укутавшись в купальную простыню). Знаешь, я так испугалась… просто ужасно.

Б а л и н т. Что там еще стряслось? И в ванной призраки?

Ю л и я. К туалетному зеркалу прикреплена фотография…

Б а л и н т. Всего-навсего! Лишь бы акционеры не вылезли из канализационной трубы… того и гляди, последнюю простыню с тебя стянут. Они на все способны…

Ю л и я. Да, но что это за фотография! Мне страшно…

Б а л и н т. Ерунда, не обращай внимания, не бойся… Уйдем отсюда.

Ю л и я. В таком виде?

Б а л и н т. А хотя бы! Ева, наша прародительница, когда ее изгнали из рая, была одета не лучше.

В передней слышится пение.

Ну вот, мы и в окружении!.. Спрячься!

Юлия скрывается за дверью ванной.

(Вслед ей.) А фотографию брось в унитаз.

Явление десятое

Б а л и н т, В и к т о р, К а р о й  и  Ш а н д о р.

Входят  К а р о й  и  Ш а н д о р. Они выглядят лет на двадцать моложе, чем при первом появлении перед занавесом. Держа в руках по бутылке вина, они поют.

Ш а н д о р.

Гей, пусть пошлет новоселам господь,

Гей, гей! — двух телят,

Тома стихотворений, и

Литературную премию,

И все, чего они хотят! Гей, гей!

В и к т о р (входя вслед за ними). Я же говорил, что волноваться незачем.

Б а л и н т. Добро пожаловать!

Ш а н д о р. Мы хотели первыми приветствовать поэта в его новой обители.

К а р о й (осматривается, потом презрительно). Здесь можно делать все что угодно, только не стихи писать.

Ш а н д о р (поворачивает выключатель). Неоновый свет! Настоящий неоновый свет! Наконец в двадцатом веке благоденствует хоть один из поэтов.

Музыка.

К а р о й (иронически). Наш собрат поэт завтра примет солнечную ванну, послезавтра начнет брать уроки тенниса, а через неделю станет учиться играть в гольф. (Балинту.) Продолжай в том же духе, приятель! Твоя фотография появится в «Театральном обозрении»{11}, там ты будешь снят в этой самой комнате, залитой неоновым светом, и, конечно, за чтением «Театрального обозрения»… Только, прошу вас, не путайте роскошных особняков на холме Роз{12} с просвещенным двадцатым веком.

Ш а н д о р. Здесь мы сможем регулярно собираться. И построим для чистой поэзии башню из слоновой кости.

К а р о й. Да здравствует башня из слоновой кости! Пока нас не угонят из нее месить окопную грязь.

Ш а н д о р. Пусть наш окоп — штаб-квартира гуманизма — будет тут!

К а р о й. Размечтался, как цыган, у которого не было пороха.

Ш а н д о р. Мы будем сражаться духовным оружием!

К а р о й. Никогда никто в мире еще не смеялся так, как будут смеяться над твоим оружием.

Б а л и н т. Дорогие друзья, я рад вас видеть у нас на новоселье. Но расскажите лучше, что произошло в Будапеште за те полтора часа, как мы расстались? Что слышно о нашем великом критике — верховном судье? Вчера он заверял, что, выпустив свой новый том стихов, я выдвинулся в число лучших поэтов нашего поколения. Он знает мои стихи наизусть. Он уже пишет рецензию на сборник моих избранных стихов.

К а р о й. Я не могу больше этого слушать. (Достает из кармана газету.) Прочти-ка, что он тут о тебе пишет… наш тугоухий критик, верховный жрец искусства!

Б а л и н т (бледнея). Написал разгромную статью? Раскритиковал?

Ш а н д о р. Раскритиковал и разоблачил… Выдал тебя с головой…

Б а л и н т. Уму непостижимо! (Принимается читать.)

Ш а н д о р. Да не читай ты!

К а р о й. Пусть читает…

Музыка.

Б а л и н т (восклицает). Чудовищно! Просто ужасно!

В и к т о р. Мне пришлось видеть черную пятницу на бирже. Разорившиеся банкиры, словно кузнечики, прыгали с шестого этажа. Но чтоб поэт так глубоко переживал злопыхательскую рецензию… Бессмертие, вот что будет ужасно. Но об этом тебе поведает моя спотыкающаяся баллада.

СПОТЫКАЮЩАЯСЯ БАЛЛАДА О БЕССМЕРТИИ

Ты станешь классиком, талант растратив,

Тебя начнут в сафьянах издавать,

Цитировать и кстати и некстати

И даже в школе на дом задавать.

Ты одуреешь от бессвязных лекций,

От дамских визгов, докторских похвал.

Так вот не принимай обиды к сердцу

И радуйся, что критик разругал!

Б а л и н т (громко, перебивая его). Даже имя мое он умышленно искажает.

В и к т о р.

Ораторы тебя покроют вздором,

И все авторитетные круги

Причислят к знаменитостям, которым

При жизни ты не подавал руки.

Из-под земли ответить им не сможешь,

Ответь, покуда голос не пропал!

Покуда ты безвестен и ничтожен,

Возрадуйся, что критик разругал!

Ш а н д о р. Но маленькая толика бессмертия никогда не повредит.

В и к т о р.

К литературоведам неумелым

Ты после смерти в руки попадешь.

За то, что подадут тебя примером,

Тебя возненавидит молодежь.

И на твою любовь посмотрят косо,

И наживется на тебе нахал.

Так вот, пока к стихам не дали сносок,

Возрадуйся, что критик разругал!

РЕКОМЕНДАЦИЯ

Не поддавайся, друг, нападкам грубым

И не горюй, что славы недобрал.

Ты жив, и мы тебя живого любим,

И радуйся, что критик раздолбал!

Б а л и н т. Что ж мне делать с этим пасквилем?

К а р о й. Изорви в