М е л и т т а. Почему? Ты же всерьез изображал в новогодний вечер председательствующего на суде. (Обращаясь к присутствующим.) В ту ночь мы разыгрывали бракоразводный процесс. Лала играл судью. На другой день многие из участников процесса покончили жизнь самоубийством… (Мужу.) Лала, если ты меня любишь, скажи: именем…

С у д ь я. Именем святой венгерской короны… Извольте, раз уж вам так хочется!

М е л и т т а. Вот-вот. (Официальным тоном.) Встаньте! Все должны слушать его стоя!.. Вы прочувствовали всю серьезность момента? Продолжай, Лала! Под Новый год у тебя это получилось так чудесно. Ну, говори же: судебное заседание объявляю открытым.

С у д ь я. А кого будем судить?

М е л и т т а. Какая разница. Там видно будет. Говори дальше.

Ю л и я. Нет!.. Не надо!..

М е л и т т а. Эта сцена, мой дорогой, получилась вполне правдоподобной. Так обычно кричит жена обвиняемого. Господин председатель!

С у д ь я. Ох уж эти мне дамские капризы!.. (Внезапно изменив тон, солидно и официально.) Именем святой венгерской короны… Судебное заседание объявляю открытым.

М е л и т т а (вполголоса). У тебя прошла мигрень, дорогой, так?

С у д ь я. Прошла, милая.

М е л и т т а. Господа, нельзя ли попросить кого-нибудь принести из передней мой плащ.

В и к т о р  выходит в переднюю.

(Непринужденно.) Обожаю судейскую мантию. И сожалению, в Венгрии это не принято. Поэтому мне пришлось заказать такую мантию для себя.

В и к т о р  возвращается с плащом.

Благодарю. Прошу вас, Лала, наденьте!

С у д ь я. Да что вы… Это же дамский плащ.

М е л и т т а. Наденьте на него… Вот видишь, как тебе идет! Повтори еще раз, Лала, я обожаю слушать, как ты это говоришь, скажи в третий и последний раз. (Умоляюще складывает руки.)

Ш а н д о р. К чему все это? Здесь же нет подсудимого.

С у д ь я. За свою многолетнюю практику, дорогой друг, я открывал множество судебных заседаний, но еще ни разу не случалось, чтоб не было подсудимого. Правда, бывали случаи, когда не являлся палач, которого в тот день приглашали быть крестным отцом новорожденного. Но еще ни разу судопроизводство не застопорилось из-за отсутствия подсудимого. Обвиняемый всегда найдется. (Все более оживленно.) Кто огласит обвинительное заключение?

К а р о й (достает из кармана газету). Я… (Начинает читать.) «Нам хочется заняться анализом томика стихов, вышедшего под названием «Льется свет».

С у д ь я. Ага! Продукт интеллекта. А в чем обвиняется автор? В плагиате?

Б а л и н т. Помилуйте, что за вздор!

С у д ь я. Судя по вашему возмущению, деяние, инкриминируемое обвиняемому, куда серьезнее, и, несомненно, его совершили вы.

Б а л и н т. Да. Критическая рецензия написана о моих стихах.

С у д ь я. Ваше место на скамье подсудимых. (Оглядывается.) Как видите, я был прав — обвиняемый всегда найдется.

Ш а н д о р. Я буду его защитником.

С у д ь я. Уголовно-процессуальный кодекс предписывает соблюдение еще кое-каких формальностей, но их пока можно обойти. Итак… Именем святой венгерской короны судебное заседание по рассмотрению дела поэта, автора томика стихов «Льется свет», объявляю открытым…

Тихая, приглушенная музыка.

Б а л и н т. Я не признаю себя виновным!

С у д ь я. Упорное отрицание вины, как правило, к добру не приводит.

Ю л и я. А что ему говорить, раз он не виноват?

С у д ь я. Посторонним на суде подавать реплики не полагается.

Ю л и я. Я желаю дать свидетельские показания.

С у д ь я. Мы вас вызовем, если понадобится. А сейчас слово представителю обвинения.

К а р о й (читает газетную рецензию). Разберемся, какого рода свет проливает автор этих стихов?

Б а л и н т. К чему подобный риторический вопрос? Читайте мои стихи.

К а р о й. Уже первое стихотворение сборника вызывает у нас подозрение. «По небосводу сверкают огненные гривы доисторических драконов». Уж не вздумал ли поэт сравнивать самолеты германского рейха с семиглавыми драконами? Перелистываем несколько страниц и убеждаемся, что подозрения эти отнюдь не лишены основания. Автор сам разоблачает себя, высказывая свои самые затаенные мысли:

«Ночь висит над Европой нашей,

Воют «штукасы» в небесах.

Униженье и страх…

Когда же

Победим униженье и страх!»

М е л и т т а. Браво!.. Пардон… Я хотела сказать — мне очень понравились рифмы.

С у д ь я. Судебное разбирательство объявляется законченным, а предъявленное обвинение доказанным. От предъявления обвинения в преднамеренном оскорблении вооруженных сил союзной нам Германской империи суд на сей раз считает возможным воздержаться. Куда более тяжким прегрешением представляется нам намек на социальное неравенство в распределении материальных благ, что следует рассматривать как подстрекательство к классовой вражде.

Б а л и н т. Я рад, что мои стихи вам понятны. Ваш литературный анализ, господин судья, значительно глубже, чем у моего рецензента. Благодарю вас.

С у д ь я. Могу ли я рассматривать реплику подсудимого как признание вины?

Б а л и н т. Мне не в чем признаваться. Я создал пока еще слишком мало и ходатайствую об отсрочке судебного разбирательства до тех пор, когда я напишу еще более хлесткие стихи. Я, кажется, начинаю входить во вкус.

С у д ь я. В вашем признании нет и намека на чистосердечное раскаяние.

Ш а н д о р. Позвольте заметить, стихи, как правило, распространяются в узком кругу читателей. Ящики моего письменного стола набиты рукописями, а я до сих пор не сумел составить сборника своих стихов.

С у д ь я. Доводы защиты будут учтены судом при рассмотрении смягчающих вину обстоятельств.

Б а л и н т. Я не нуждаюсь в смягчающих вину обстоятельствах. Поверьте, мои стихи скоро получат широкую известность. Их популяризирует вот эта критическая рецензия, ведь она напечатана в газете тиражом в тридцать тысяч экземпляров. Разве этого недостаточно?

С у д ь я (сбрасывая с себя плащ-мантию). Позвольте заметить, друг мой, — сказанное вами выходит за рамки игры.

Б а л и н т. Вы только сейчас спохватились? Чего вы боитесь?

С у д ь я. Мелитта, мы уходим. Вот ваш плащ.

М е л и т т а. Помилуйте, дорогой, ведь игра только-только начала принимать забавный оборот.

Б а л и н т. Я настаиваю на вынесении мне приговора!

С у д ь я. Оставьте меня в покое!

Б а л и н т. Не увиливайте. Раз уж вы судите меня именем святой короны, то должны вынести мне смертный приговор.

М е л и т т а. Лала, продолжайте слушание дела.

С у д ь я. Что за дикая мысль. Мы не выносим смертных приговоров на основании кляуз. Это смешно…

Б а л и н т. А если б я предстал перед вами на настоящем суде? Не ровен час, и меня могут привлечь к суду и всерьез, не правда ли?

С у д ь я. Не волнуйтесь. Если вы попадете к моему коллеге Тёреки, вам грозит месяц лишения свободы, да и то условно. (Берет Балинта под руку.) Не так-то это просто стать мучеником. Со времен инквизиции все же и у нас наметился некоторый прогресс. Что бы там ни говорили, средневековье кануло в прошлое.

Явление шестнадцатое

Те же, Х е н к е р, Ч и л л а.

В глубине сцены открывается дверь. Г е р м а н с к и й  о ф и ц е р  вталкивает в комнату девушку в нарядном платье.

Ч и л л а. Ой!

Х е н к е р. Перестань визжать. Целую ручки!.. Сервус, Лала… Я думал, в квартире никого нет.

Б а л и н т. Как вы сюда попали?

Х е н к е р. С черного хода. А вы?

Ю л и я (тихо). Кто этот человек?

Х е н к е р. Капитан Хенкер.

М е л и т т а. Так вот оно что! Значит,