Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они пытаются. Слышны гул машин, людские голоса и шелест листьев на ветру.
Молодая пара замечает их, проходит мимо — им некогда. Да и что особенного в том, что трое симпатичных детей отдыхают в тенёчке в солнечный день? Люди видят, что они лежат в траве, но не знают, что происходит в головах, сердцах и душах этих детей. А происходит там вот что. Джек видит, как Лионель Месси проскакивает мимо защитников и кручёным ударом направляет мяч в ворота. Нэнси видит, как из кармана Берта Брауна высовывается ладошка Ангелино. Алиса видит библиотеку — много-много полок, уставленных чудесными книгами.
— Теперь, — говорит Алиса, — вспомните Ангелино. Вспомните каждую чёрточку его лица, его тела и крыльев. Вспомните, как он летает, как танцует и как — только не смейтесь — он пукает. Представьте, словно он близко, рядом, словно вы сейчас создаёте его заново. И ни о чём другом не думайте. Ничего другого не воображайте. Только Ангелино. Чтобы казалось, что он — внутри нас.
И вот все три разума сосредоточились. Ангелино оживает перед их мысленным взором. Он танцует, хихикает, пукает и летает. Дети лежат совершенно неподвижно. Нэнси ахает, потому что в её груди что-то трепещет — возможно, крылья? Алиса чувствует, что где-то в глубинах её души пылает прекрасный свет. Джек слышит, как кто-то выпукивает песенку.
— Он уже внутри нас, — говорит Алиса. — Пусть летит вглубь, всё глубже и глубже.
Они пытаются это представить. Нэнси вздрагивает. Она и не знала, какие огромные пространства существуют внутри её тела и разума. Она словно погрузилась в самоё себя и сейчас пролетает себя насквозь.
— В книге, — продолжает Алиса, — сказано, что надо впустить Ангелино как можно глубже, как можно ближе к центру себя.
Джек чувствует, что Ангелино проникает в самую его глубь. Джек смеётся: этот метод ему знаком, он точно так же воображает, будто он — Месси. Он бежит, но это не он, Джек Фокс, а сам Лионель Месси. А вот теперь он Ангелино, а ещё он Нэнси и Алиса.
— В книге сказано, что мы должны летать с ангелом, — говорит Алиса. — Получается?
— Да! — откликаются остальные.
— Как странно, — добавляет Джек. — Как здорово!
Они лежат в тишине, они летают вместе с ангелом.
— В книге сказано, — произносит Алиса, — что, если внутри нас есть ангел, его непременно окликнет другой ангел. Тот, что снаружи. Вот так мы и узнаем, где Ангелино.
Они всё лежат. Они летают.
— Да! — внезапно говорит Нэнси. — Окликает!
— Ангелино? — спрашивает Алиса.
— Да! Я чувствую! Я знаю: он где-то рядом!
— А с ним всё хорошо? — волнуется Джек. — Его не обижают?
— Да! — отвечает Нэнси. — Нет! Не знаю. Он тянет меня к себе!
— Так и сказано в книге! — радуется Алиса. — Где он, Нэнси?
Нэнси встаёт и поворачивается, словно магнитная стрелка компаса.
— В каком направлении? — спрашивает Джек.
— Я не знаю… кажется, у меня не… — отвечает Нэнси и вдруг кричит: — Да. Сюда! Надо торопиться!
Теперь Кулака можно наконец разглядеть: утреннее солнце освещает его, проникая сквозь щели в плотной городской застройке. Одежда у него не просто тёмная, а пыльная, выцветшая, изношенная, словно он не переодевался целую вечность. Кулак в тёмных очках — наверно, совсем отвык от солнечного света.
Ноги в огромных чёрных ботинках на мягкой подошве ступают мерно и неумолимо. Покачав головой, он принюхивается. С Алисиным методом он незнаком, но, похоже, его притягивает та же ангельская сила, что влечёт к Ангелино детей.
Мы мало знаем о Кулаке, но его имя — да имя ли это? скорее кличка — говорит само за себя. Кстати, Босс тоже не вспоминал его добрым словом, верно? Ещё в школьные годы Кулак был амбалом и издевался над одноклассниками. И мы только что видели, как он пинал бездомных. Он по-прежнему хулиган. А то и хуже.
Видите, как люди стараются обойти его стороной?
Он самый страшный злыдень на свете?
Очень возможно.
Видите, как мамы и папы хватают за руки детей?
Слышите, как они велят детям закрыть глаза?
От него прячутся даже собаки!
Пару раз Кулак посмеивается. Ему правда весело? Над чем он смеётся?
С виду Кулак очень страшен. А вот свободен ли? Счастлив ли оттого, что люди и звери в утреннем городе бросаются от него врассыпную? Что его радует на самом деле? Если бы не тёмные очки, мы могли бы заглянуть ему в глаза и что-нибудь в них прочесть.
Может, он — как многие хулиганы и громилы — подспудно чувствует, что ему чего-то не хватает в этой жизни, что-то мешает ему быть хорошим и никого не обижать?
Может, Ангелино нужен Кулаку именно поэтому?
Может, он хочет, чтобы ангел сделал его, Кулака, более совершенным человеком, а не ужасным злодеем?
Или Кулак Малоун просто хочет добраться до ангела и сотворить новое зло?
Всё это время Ангелино порхал у окна над Боссом и Кевином, вспоминал о Бетти и Берте, о кармане Берта и вкусностях на столе у Бетти, вспоминал, как хорошо спится в мягкой кроватке, которая раньше принадлежала Полу, вспоминал, сколько у него прекрасных новых одёжек и прекрасных новых друзей.
И вдруг… он обнаружил, что плачет. А этого с ним ещё никогда не случалось — за всю его короткую жизнь, с тех пор как пару дней назад он оказался в кармане у Берта.
— Я хочу к Бетти и к Берту, — произносит он тоненько и печально. — Я хочу к друзьям!
Слёзы катятся по его щекам и капают на стол.
Он смотрит в город и дальше, в сторону холмов. Город огромный, как сам мир, как сама Вселенная. Где они? Где Бетти и Берт? Где их дом в Кондукторском переулке? Где школа Святого Мунго? Где все друзья?
Всё у него внутри сжимается, и сам он сжимается, уменьшается. Ангелино плачет:
— Я хочу домой…
Просыпаются Кевин и Босс.
Они поражены: Ангелино летает, а цепь, которой они его приковали, валяется на столе.
— Ты свободен? — Босс не верит своим глазам.
Ангелино стирает слёзы со щёк.
— Я свободен, — повторяет он и, опустившись на стол, добавляет: — Я хочу домой.
Кевин вздыхает. Видно, что он хочет покончить с этой нелепой и мерзкой историей, отвезти Ангелино к Бетти и Берту и обо всём забыть. Да и Босс уже не такой злодей, каким был вчера, после ночных признаний он и сам, пожалуй, был бы рад отпустить Ангелино… Но сейчас наступил день, и Босс вспомнил, что хочет быть крутым. Как папаша, который давно исчез из его жизни. Он хочет однажды сказать папаше: «Я украл ангела, продал его, и я богат!»