голосом, в который были свалены все камни неверия за всю эпоху существования Мимикриков. Но Славика это не смутило, он мысленно забрался на этот каменный курган и, уверенно встав на вершине, изрек:

— Пользуйся тем, что имеешь!

Рэйна вопросительно вскинула брови.

— Так всегда Дед-Пчела говорил. Мой симбиотический… друг, — пояснил Славик.

— И? — выдержав могучую паузу, переспросила Рэйна, оставляя широкую дорогу для объяснений. Их, этих объяснений, потребовалось бы много, поэтому дорога была многополосной и длинной, до самого горизонта воображения. Но Славик не сплоховал. Мастерски уложил длинные объяснения в одно-единственное слово — Сказки!

Понимание выстроило гармоничную мандалу — геометрический орнамент в виде круга. Мандала обрела видимость, и ее отпечаток врезался в стену пещеры, продолжив череду предыдущих символов, закрепленных в камне навечно.

Следуя взглядом за тем, как Пещера увековечивала в себе секундное понимание устройства Вселенной, приносящее мир, Рэйна произнесла:

— Сказки — это не просто так…

— Это другой язык объяснения реальных событий, — закончил за нее Славик. — Рассказывай ему сказки. Раскрывай реальность. Успокаивай ум, убаюкивай, а затем отправляй его в сон. Я буду встречать его там каждую ночь. Буду погружаться в его воспоминания, как бы глубоко они ни прятались, и менять их.

— Опасная штука, — в голосе Рэйны закружились снежинки сомнений. — Слышал про Блуждающих Духов, дружок? Твое сознание будет открыто и беззащитно. Очень опасный план.

— Ничего. Я готов рискнуть.

Рискнуть… рискнуть… рискнуть… рискнуть… — опять зашептало что-то на разные голоса. А затем один голос, выделившись из общего хора, закричал:

— Эй… Савуш, слышишь, Савуш, ты мне нужен! Ты нужен моей матери, Лали… помнишь? Эй-эй-эй… куда? Не пропадай, ты не имеешь права пропадать! Она в беде! По твоей вине, между прочим! Мы в Плюющей Пещере, на Вар-Вилоне, слышишь? Не пропадай, куда ты? Найди нас! Найди моего отца! Слышишь? Слышишь?

— Слышишь, слышишь, слышишь, слышишь… — с разных сторон, шепотом вечерней травы, нечто сопроводило Рэйну и Славика, возвращая очертания их реальности.

Пещера исчезла, но не исчез образ. Перед мысленным взором Славика со всей отчетливостью стоял образ Феюса и странного зеленого существа. Существо, растягивая слова, пыталось закончить фразу:

— Ка-ки-е кра-си-и-вы-ы-е-е кру-же-ва-а…

Глава 14. Дом

— Нет, ты видел? Видел? — Феюс в волнении тыкал пальцем в сторону Пещерного Озера, туда, где только что были две фигуры. Были и сплыли.

— О-о! О, как это прекрасно! Кружева просто великолепны, — с придыханием проговорил Прокл блаженным голосом. Феюс резко развернулся в его сторону. Одновременно с ним, также резко поднял голову Гелиос, который вроде бы спал, и из темного угла Пещеры раздался его недовольный рык.

— А чего? А что за реакция такая? Что я не так сказал? — разводя руки в стороны, поинтересовался Прокл.

— Ты что, не понимаешь? Не понимаешь? — горячился Феюс. — Это же он. По его вине Мать Клана, Белиам, Нэнси замерзли. — Феюс указал на стоящую в пещерной нише ледяную глыбу. — Это был он. И он взял и пропал, пещерный триглодит.

Рука Феюса развернулась в сторону озера, а палец указал на место… на пустое место, и рука безвольно опустилась.

— А. Ты про это? Но это же просто проекция сознания. А проекции нематериальны. Хотя надо отдать им должное, эта проекция была очень реалистична.

— Ну, конечно. А как иначе? Он же Мимикрик, — расстроенно произнес Феюс и сел там, где стоял. Прямо в мох.

Дыши… дыши… дыши… дыши… — убаюкивающе со всех сторон зашептали голоса, но Феюс их не услышал, он был в расстроенных чувствах, и они, эти чувства, буквально били в литавры, в общем, как ни крути, звучали громче.

— Секундочку! — внезапно оживился Прокл. — Секундочку! Это что же получается? Ты уже давно мог поменять мой задрипыш… — на этих словах он потряс потрясными в прошлом кружевами своей хламидо-манады, прямо перед лицом Феюса. — Поменять на что-то более стильненькое… более роскошное…твой лучший друг мучается в этом рванье, изводится, можно сказать, а ты ради него даже пальцем своим волшебным пошевелить не хочешь?

— Лучший друг? — Феюс поднял голову, потому как Прокл возмущенно навис над ним вопросительным знаком.

— То есть из всего моего монолога ты услышал только это? — вопросительный знак сжался, уменьшился до точки, сполз каплей по стеклу и уселся рядом с Феюсом.

После долгого молчания, наполненного грозовыми тучами, Феюса прорвало:

— Ты сказал — лучший друг?

— Да!

— Лучший друг?

— Да, да! Именно так я и сказал. А что, у тебя здесь есть еще друзья? Я что-то не вижу. Тебе Фартуна послала то, что ты хотел — друга, а ты не можешь материализовать для него простую тряпочку, модного фасона… с блестящими пуговичками… белого цвета… с кружевами ручной работы… с широкими рукавами… отороченную мехом… с…

— Хватит! — молоток опустился на шляпку гвоздя со всей силы, поток слов был остановлен. Прокл втянул шею в плечи и с опаской поглядел на Феюса.

— Все совсем не так. Не так, как ты думаешь. Мимикрики мужского пола не могут ничего материализовывать, понял?

— Не. Не понял. Ты смог материализовать Дракона. Надо сказать, весьма красивого. А тот… как ты его назвал?

— Савуш.

— Ага… а Савуш воссоздал проекцию этого места, где-то там, у себя. Что это, если не материализация? Жду кружева.

— Нет. Не получится. Дракон — это исключение.

— Жду кружева в виде исключения.

Феюс опять покачал головой: нет, мол.

— А, я догадался… Это не он? Та, что в кружевах расстаралась? — рассуждал Прокл как будто сам с собой. — Хотя нет. Поток отчетливо шел от рыжего. Или мне показалось?

— Да не, не показалось, — устало произнес Феюс. — Давняя история. Длинная. Если коротко, мать подарила ему половину своего Дара. Ему грозила беда. Распыление во время последней войны. И выжить он мог только так. Теперь понимаешь? А потом этот пропыпут болотный, этот сморчок навозный, взял и еще раз о помощи попросил. Умолял буквально. И мать ему, опять помогла. И вот теперь в заморозке.

— Все понял. Даже про сморчка навозного. А вот Пропыпут