Анника улыбнулась.

– Спасибо, это очень мило с твоей стороны, но я же вижу, что у тебя и так хлопот невпроворот.

– Нет, я серьезно. Один уикенд – совершенно не проблема.

– Спасибо, если что, буду иметь в виду. – Анника снова улыбнулась: она никогда бы не смогла попросить Миллу об этом.

Остаток вечера Анника изо всех сил старалась сдерживаться. Она чувствовала, что новые язвительные замечания готовы сорваться у нее с языка, но в большинстве случаев ей удавалось смолчать.

Они обещали уснувшим на диване детям, что разбудят их, когда стрелки часов подойдут к двенадцати. Андреа с растерянным видом приподнялась с места, когда Анника погладила ее по спине. Микаэль отказался встать, и Том укрыл его одеялом.

Они вышли в сад. Несмотря на холод, снег так и не выпал, но остававшаяся на деревьях листва была схвачена морозом и сверкала в падавшем из открытой двери дома свете. Том держал дочь на руках, Анника стояла рядом с ними. Фредрик с Антоном и Филиппом установили на газоне несколько фейерверков. Осталось дождаться боя часов. С соседних участков уже начал доноситься свист взлетающих ракет, и небо тут и там расцвечивалось огнями. Милла посмотрела на часы и начала считать: десять, девять, восемь… Остальные подхватили счет, и, когда Милла закричала: "Ноль!" – ракета Антона с завыванием взмыла вверх. Раздался хлопок, и в воздухе рассыпались зеленые и розовые огоньки. Андреа, которая вздрогнула от испуга, когда ракета взорвалась, теперь завороженно следила за тем, как падают, кружась, разноцветные блестки. Фредрик с мальчиками запустил еще несколько фейерверков, пока Милла наконец не заявила, что ей холодно стоять на улице и пора всем идти в дом. Том и Анника постояли еще несколько секунд на крыльце.

– С Новым годом, – сказала Анника Тому, который все еще держал Андреа.

– И тебя с Новым годом, – ответил Том и попытался обнять ее одной рукой, но с ребенком на другой руке это оказалось не так-то просто.

Они вернулись в дом. Андреа окончательно проснулась от морозного воздуха и стала возмущаться, когда Анника предложила Тому вызвать такси, но та настояла на своем, потому что еще пара часов – и найти свободную машину будет нереально. Тома, похоже, тоже удивила ее настойчивость, но он ничего не сказал. Когда приехало такси, он осторожно вынес спящего Микаэля и уложил его на сиденье. Андреа вышла следом, а за ней – Фредрик, который помог им усесться. Провожая Аннику, Милла выглядела обеспокоенной. Когда они обнялись на прощание, она сказала:

– Позвони мне. Чем скорее, тем лучше.

– Непременно. Надеюсь, я не испортила вам праздник.

– О чем ты говоришь! Просто я волнуюсь за тебя. За вас.

– Ничего страшного, не переживай. У нас все как у всех: то белая полоса, то черная.

Но, кажется, ей не удалось убедить Миллу. Анника спустилась к такси, села на переднее сиденье и помахала на прощание, когда машина тронулась с места.

Уложив детей и улегшись рядом с Томом, Анника заметила, что он выглядит расстроенным. Он повернулся к ней и осторожно спросил:

– Разве мы не можем попытаться сделать так, чтобы этот год был хорошим?

Анника удивленно посмотрела на него.

– Я знаю, я тебе неинтересен, – продолжил он. – У меня нет честолюбия, я не занимаюсь фитнесом, я недостаточно часто оказываю тебе знаки внимания. Но я ведь твой муж.

Том замолчал, и Аннике стало стыдно. Том не был ей неинтересен. Ей была неинтересна она сама. Но как это объяснить ему? Но прежде чем она успела что-либо возразить, Том тихо продолжил, как будто даже не обращаясь к ней:

– И я очень хочу им остаться.

На самом деле все началось, когда Андреа только исполнилось пять лет, а Микаэль должен был пойти в детский сад. Анника и Том договорились, что с осени они попробуют согласовать расписание, так чтобы все успевать. Анника планировала снова работать полный день, и Том, который взял последнюю часть отпуска по уходу за ребенком, тоже предвкушал возвращение к работе. Ни один из них не собирался переходить на полставки, но в то же время оба они понимали, что дети не должны из-за этого получать меньше внимания. И в саду они должны проводить не больше восьми часов, а лучше даже меньше.

Микаэль с трудом привыкал к саду. А они-то надеялись, что со вторым ребенком все будет проще – ведь в тот же садик уже ходила его сестра, и он всегда шел туда с Анникой или Томом, когда они отводили ее утром и забирали вечером. Несмотря на это, Микаэль сильно капризничал и первый месяц плакал каждый день.

Ложился у двери в коридоре и колотил ногами об пол, не давая себя одевать. Каждое утро разворачивалась целая битва. У Анники сердце кровью обливалось, когда она смотрела, как малыш отчаянно пытается настоять на своем. Пот лил с нее в три ручья, когда она, оставив рыдающего сына на попечение воспитателей, спешила к метро. Иногда ей и самой случалось всплакнуть по дороге на работу. Да и Тому было не легче. Однажды Микаэля стошнило перед уходом из дома. От злости и разочарования.

Понятное дело, Андреа тоже пришлось нелегко. От нее ожидали поведения примерной старшей сестры – спокойного, скромного. К счастью, эту роль она приняла. Зато начала капризничать по-своему – стала все делать очень медленно. Могла довести до сумасшествия, растягивая завтрак на целый час, переодеваясь несколько раз или берясь за книгу в тот момент, когда времени было в обрез.

Аннике ни разу не удалось прийти на работу вовремя, и, подводя итоги, она всегда ставила себе низкий балл. Ее постоянно мучила совесть из-за того, что она приходит позже и уходит раньше, и она даже попробовала приезжать в офис по субботам, чтобы это компенсировать, но ее хватило ненадолго, потому что в выходные там не было ни души и ее стараний все равно никто бы не заметил. Вместо этого она в случае необходимости стала брать работу на дом.

Том тоже работал вечерами и по ночам, чтобы успевать писать статьи. По утрам он обычно уходил из дома до семи, стараясь сделать максимум до того, как надо будет идти за детьми в сад. И несмотря ни на что, времени постоянно не хватало.

Анника приходила в отчаяние, видя, что все остальные успешно совмещают работу с воспитанием детей. По крайней мере, никто никогда не жаловался на трудности. Она не могла понять, что они с Томом делают не так. "Да это у всех так, – утешала ее Милла, – просто кто-то скрывает это лучше, кто-то хуже".

Через какое-то время стало проще управляться с Микаэлем, хотя он по-прежнему плакал, расставаясь с Анникой утром, и тянул к ней ручки, когда она, оставив его в саду, убегала на работу и махала ему на прощание. Но воспитатели уверяли ее, что днем он ведет себя спокойно, играет с другими детьми, хорошо ест и спит. Том и Анника почувствовали некоторое облегчение. Лишь бы все утряслось с садиком, говорили они себе, а все остальное уж как-нибудь уладится. Ведь другие-то справляются.

Так прошло несколько относительно спокойных недель. Потом Андреа подхватила грипп. Жар, ломота, боль в горле, так что она целую неделю отказывалась от еды, и еле-еле удавалось напоить ее киселем из шиповника. Она совсем исхудала, и Том и Анника по очереди сидели с ней дома. Андреа смогла вернуться в сад только через две недели, и спустя три дня Микаэль свалился с той же инфекцией, осложнившейся к тому же воспалением уха. А потом снова слегла Андреа – на сей раз с простудой. В общей сложности Микаэль пролежал дома три недели. Потом еще несколько дней Андрея – и уже наступил декабрь.