Тот самый Пуэр.

Мы с Александром виделись, вообще-то, только в тот раз, на дегустации в сигарном клубе. Но писали друг другу письма, он объяснял мне внутреннюю механику чайного бизнеса. И в какой-то момент я понял главное: нет никакой принципиальной разницы между чаем и вином. Конечно, есть массовый чай (и массовое вино), но зачем о них говорить, если говорить там не о чем. И есть великое искусство находить уникальные холмы и долины: на соседнем холме, в соседней долине вкус листьев чайного дерева будет непоправимо другим. А вот эти участочки земли – драгоценность.

Старая лоза и старые деревья… Лоза полувекового возраста дает уникальное по тонкости и силе вино. Лучший же чай – не тот, который на низких кустиках. Что это мы прочитали чуть выше – дерево трехсот лет от роду? Да-да. Именно так. Настоящее сокровище.

И вот теперь – Пуэр, легендарный город. Конечно, вы видели эти бурые толстые блины спрессованного чая с вдавленной в них китайской печатью, завернутые в мягкую рисовую бумагу. Они, большие и маленькие, похожи на золотые слитки. В том числе потому, что это и есть золото. А, нет, это все-таки не золото – то просто хранит свою стоимость, – а лучше, как вино.

Потемневший пуэр двадцатилетней или даже столетней выдержки – то же самое, что «Мутон Ротшильд» драгоценных урожаев 50-х годов, не говоря об урожае 1946 года.

Темные блины пуэра, если попросту, дорожают каждый год. Потому что их вкус меняется также каждый год – и, как у великих вин, становится все лучше.

И что бы вы думали – это только в винодельческом мире есть эксперты, винные колонки в газетах и специализированные журналы, ежегодные ярмарки, аукционы, знаменитые коллекционеры и фьючерсы? Да нет, в чайном китайском мире все то же самое.

Громадные деньги, пугающие риски, страсти, завоевание и потеря целых состо– яний.

Они по большей части сидят в Гонконге, главные в этой истории люди. Это клуб, биржа и финансовый чайный центр одновременно. Если попросту, так же как винные инвесторы и коллекционеры скупают вино молодого урожая великих хозяйств, а потом дают ему созреть и вырасти в цене и играют в разные игры… эта штука называется «винными фьючерсами», то есть торговлей воздухом – люди заранее торгуют очарованием будущего вина и пытаются угадать его цену… Так же ведут себя гонконгские чайные люди. Покупают молодой пуэр и продают старый, коллекционный, тайваньцам, японцам, чайным инвестиционным фондам.

Деньги – это бумага. Чай – это чай. Ведь его, вдобавок ко всему, можно еще и пить. А китайцев много. Таких, которые за действительно великий чай отдадут любые деньги, в наши дни все больше, причем уже в самом Китае как таковом.

Александр смог просуществовать в своей заколдованной Пхонсали первые три года потому, что каждый год продавал гарантированные пятьсот килограммов чая некоему Чжану из Пуэра.

Александр никогда не видел Чжана, их свела – через цепочку знакомых – его жена Лю Юнь. Которая – возможно, случайно – оказалась участницей дискуссий о том, что такое «пуэр со старых чайных деревьев», где его на самом деле производят (ну, правда производят с мощной добавкой уже чисто китайского чая из окрестностей Пуэра).

Но в целом это лаосский чай. О чем почти никто не знает. Вот только получить из Лаоса сырье нужного качества – это для китайцев всегда было жуткой проблемой.

Пятьсот килограммов – это очень много. Вся команда чайных пилигримов кормилась на эти деньги от урожая до урожая, и хватало еще на развитие производства. Они думали, что их рай среди лаосских холмов вечен. Но даже и рай надо иногда защищать.

Да, а что за проблемы у китайцев постоянно возникали с лаосцами? Очень просто: последние отказывались понимать, зачем им нужно не только поставлять в Пуэр чайные листы, а еще и соблюдать в точности одно и то же качество. И вообще, что с того, что у них в провинции сохранились уникальные плантации больших чайных деревьев. Китайцам это интересно, а нам… Деньги? А зачем нам деньги? То, что лаосцы работают не ради денег, кстати, Александр понял сразу после приезда в этот зачарованный край.

Пхонсали: это два-три дня… не часа, а дня езды – и не из Вьентьяна, а из Луанпрабанга. Куда иногда летают самолеты. А дальше на север, ближе к китайской границе, не летает ничего. И не ездит – в Пхонсали не ведут асфальтированные дороги. Лучше всего плыть не спеша по реке Нам Оу, не видя никаких людей. Тогда, правда, может быть и дольше двух дней. Зато вместо людей у вас перед глазами будут холмы; здесь, в горах, холодные закаты, косые склоны, мелкий рисунок деревьев на них как шерсть кабана, и солнце как желток яйца среди тумана.

Ближайший доктор, который может хоть что-то сделать, отсюда в 240 километрах, это часов двенадцать пути. Но у наших чайных пилигримов проблема возникла не совсем со здоровьем. Она возникла из невинных сначала писем покупателя чая, Чжана, обитателя Пуэра.

«Партия 6 не соответствует качеству, – сообщил он Александру. – Отбраковка уменьшает наши итоговые объемы. Можно вычесть штраф, можно увеличить поставку».

Это было всего лишь одно письмо. Партия могла испортиться по дороге, верно?

Но пришло еще одно письмо, с подробным описанием того, что произошло еще с тремя партиями чая.

И самое занятное было в том, что с ними попросту ничего произойти не могло. Александр сам запечатывал посылки. Чай был подвергнут дегустации накануне.

Пришло и третье письмо. С предложением, раз такое дело, снизить закупочные цены и компенсировать это увеличением объемов.

Но мы не зря упомянули доктора. Александр чуть не впервые за все время оторвался от чайных листьев и начал осматриваться; и сразу понял, что хотя в Пхонсали все идет хорошо, но к нему почему-то реже стали заходить лаосцы. Один разнорабочий заболел. Надолго. Другой… да ведь он тоже заболел, вроде бы выздоровел, но на работу выходить не стал.

Самые серьезные заболевания в этих местах вызывают духи, шустро несущиеся на закате и после заката над самой землей. Они невидимы, неощутимы. И у них неприятная привычка проникать человеку в… Ну, тут надо видеть, как лаосцы сидят на корточках, почти касаясь задней частью земли. Там у человека два отверстия, вот в них-то и врываются летящие над самой земной поверхностью духи. А дальше – так это смотря какой дух.

Поскольку уговоры или деньги в этих краях не аргумент, Александр сделал минимально необходимое – позвал на фабрику колдуна. Но колдун высказался, проделав свою работу, пессимистично: этих духов он прогнал, но могут прийти новые. Поскольку проблема не здесь, не в Пхонсали. Она далеко отсюда.

Тут как раз пришло новое письмо от Чжана.

Когда Александр задумывал свой проект и размышлял – справится ли, то последнее, на что он рассчитывал, это играть роль Эркюля Пуаро на холмах северного Лаоса. Тем более что, для начала, было неясно – а есть ли вообще проблема или надо просто разобраться с духами.

Александр аккуратно скопировал письма Чжана и отправил жене в Фучжоу.