в дверь постучали. И в номер просунулось зеленоватое лицо Михаила.

— Девочки! — простонал он. — Вы не могли бы к нам зайти!

После чего глаза его округлились, дверь захлопнулась и мы услышали тяжелый топот бегущих ног.

— Что это было? — спросила Машка неизвестно кого.

— Не знаю, — сказала я. — Наверное, у них что-то случилось.

— Может, с Жанной? — Мне показалось, в голосе подруги прозвучала надежда.

Но когда через несколько минут мы постучали в их номер, дверь открыла именно Жанна.

Она была в длинном нежно-изумрудном платье, чем-то напоминающем один из нарядов Сиси в Хофбурге. Длинные черные волосы затейливо уложены. А в них сверкала алмазным блеском знаменитая звезда императрицы.

Даже мы уставились на красотку, раскрыв рты.

Жанна была ослепительна.

Единственное, что портило ее красоту, — брезгливое выражение лица.

— Заходите, — прошипела она, не разжимая губ.

Но когда мы зашли в парадную гостиную с розовыми диванами, ее желание дышать как можно реже стало понятным.

В номере, мягко говоря, плохо пахло. А звук смываемой воды в унитазе объяснял причины запаха.

— Михаил хочет что-то вам сказать! — процедила девица, быстро ретировавшись в спальню.

Дверь ванной отворилась, и из нее почти выпал бледный Михаил. Вид у него был смущенный.

— Девочки, — начал он. — Тут такое дело… Мы должны были идти сегодня на концерт. Ну, вы знаете. А вчера за новогодним столом в этом чертовом морском ресторане подавали устриц. Мы с мамой их любим. Ну в смысле стараемся полюбить. А Жанна — нет.

— Я вам говорила — они воняют! А вы — запах моря, запах моря! — не удержалась и крикнула из спальни красотка.

— Не знаю. — Михаил виновато пожал плечами. — Может, желудки у нас к ним не привыкли… А может, и правда плохие попались. Короче, мы с мамой теперь от этих заведений, — кивнул он на туалет, — отлучиться не можем. Пропадают два билета. Не хотите пойти с Жанной вместо нас? Я помню, вы говорили, что это ваша мечта.

Мы с Машкой переглянулись.

— У нас нет таких денег, — призналась Машка. — Даже продажным журналистам столько не потянуть, а уж честным…

— Как вы могли подумать! Я не собираюсь брать с вас деньги. Я вам их дарю. На Новый год. Ведь не будет же Жанна продавать билеты перед входом.

— Не буду! — подала голос девица. — Я не для того сюда ехала!

— Девочки! — взмолился Михаил, нервно переступая с ноги на ногу. — У меня очень мало времени. Соглашайтесь или… Простите! — пискнул он и молнией метнулся к заветной двери.

— Мы согласны! — прокричала ему вслед Машка.

— Тогда выходим через полчаса. Я хочу погулять по фойе, — выглянула из спальни Жанна.

Мы выскочили из номера, жадно глотая коридорный воздух.

— Надо зайти к Инне Львовне, вдруг ей нужна помощь, — вздохнула я, вспомнив клятву Гиппократа.

Инна Львовна открыла нам не сразу. Вид у нее был измученный, под глазами — синие круги. Она взяла мои таблетки, которые я предусмотрительно захватила, но внутрь нас не позвала:

— Это меня Лилька сглазила! Подруга моя… — проговорила она белыми губами. — Все завидовала, что нас по телевизору на весь мир покажут. Извините, мне нужно… Повеселитесь там за меня…

Так и случилось, что через полчаса мы с Машкой, одетые в лучшее, что у нас было — девица смерила это лучшее недовольным взглядом, — уже шагали в сторону Венской филармонии. Сзади пыхтел Геннадий.

— А где Архип? — обернулась я.

— Остался с хозяевами. Там Инне Львовне что-то совсем поплохело. Надо врача вызвать, лекарств принести. Вот траванулись бедолаги!

— Бедолаги?! Весь Новый год просрали из-за своей дурости! — пробурчала Жанна.

Новогодний концерт

Перед входом в филармонию уже толпились странно выглядевшие для раннего утра счастливцы: женщины в длинных шубах, мужчины в распахнутых кашемировых пальто, под которыми чернели парадные костюмы.

Вдруг откуда-то сбоку вынырнул мужик, загримированный под Моцарта: так одеваются все венские театральные жучки, будто великий композитор был еще и главой билетных спекулянтов. Он затараторил:

— Русский, русский? Билет нада?

Жанна с негодованием отвернулась: ее оскорбило, как быстро в ней признали россиянку.

А любопытная Машка спросила:

— Сколько?

— Девять тысяч евро! Партер! — наклонился к ее уху «Моцарт».

— За столько я сама тебе билет продам! — рассмеялась подруга.

Мы уже подошли ко входу, перед которым толпилась небольшая очередь. Вдруг я оглянулась, словно почувствовав чей-то взгляд. И увидела странное.

Рядом с хитрованистым «Моцартом» стоял наш сосед по отелю, тот самый, что на меня смотрел. Они о чем-то потолковали: очевидно, торговались. И двинулись в сторонку. При этом сосед раза два оглянулся и тревожно посмотрел прямо на нашу компашку.

Нет, я, конечно, никогда не страдала от заниженной самооценки. Но тут пришлось признать: вряд ли влюбленный кавалер заплатит девять тысяч евро за счастье посидеть со мной в одном концертном зале.

— Гена! — окликнула я нашего охранника. — Посмотри. Вон наш сосед по отелю билет покупает. Которого мы у магазина видели. Интересно зачем.

Гена оглянулся, но парень с «Моцартом» уже скрылись в районе касс.

— Мало ли… — пожал плечами телохранитель. — Может, музыку любит.

В любовь одинокого мужчины к полькам и вальсам за такое бабло я верила слабо. Вдруг не так уж не прав был Архип?

— Ты же пойдешь с нами? — обеспокоенно спросила я у Гены.

— Еще чего! — фыркнула Жанна. — Чтобы меня с ним сфоткали или показали по телеку, а подруги решили, что он и есть мой жених?! Подождет у входа. Надеюсь, тут в филармониях не воруют?

Ответить я не успела: мы уже подошли к служителю, проверяющему билеты. Гена только сказал Жанне:

— Вы же помните, что Михаил Дмитриевич велел мне после концерта вас забрать? Дождитесь, я поднимусь к вам в ложу.

— Ладно! — отмахнулась Жанна.

А Гена, сделав шаг назад, наклонился к Машке:

— Вас, девочки, тоже могу поохранять.

— По принципу: кто что охраняет, тот то и имеет? — грубовато пошутила Машка.

И мы шагнули внутрь.

Что вам сказать? Никогда еще я не видела такого количества жемчуга, обмотанного вокруг дамских шей. Такого бриллиантового блеска ожерелий, кулонов, сережек на солидных матронах в дорогущих нарядах. Такого количества перстней и каких-то золотых значков на пиджаках и фраках мужчин. Это был парад роскоши и богатства. Лично я в своем платье от Макс Мары с тоненькой цепочкой на груди почувствовала себя Золушкой, к которой перед балом не приехала фея. Но когда в очереди в гардероб — о, какие шиншиловые накидки сдавали туда дамы! — попыталась сказать об этом Машке, та только хмыкнула:

— Лучше представляй себя женой Абрамовича. Самые богатые могут себе позволить ходить в чем вздумается!

Утешало одно: на