Получая новые назначения, капитан никогда не брал с собой много личных вещей. У него был фотокуб, планшет с музыкой и тысячами книг, армейский жетон и маленький деревянный лев – фигурка, вырезанная его отцом. Вот и все вещи из молодости, которые были ему нужны, – просто символы, чье физическое присутствие умиротворяло, так что даже на только формирующемся краю Вселенной Демиан чувствовал себя как дома.

Он пооткрывал и позакрывал шкафчики в кухне-столовой, увидел там стаканы, тарелки, миски. На столе стояли кофеварка и тостер – их вид вызвал у него улыбку. Как бы сильно не менялись технологии, некоторые вещи остаются прежними. Спустя два столетия после своего появления тостер был все так же необходим, если требовалось пожарить нормальные тосты. Конечно, он немного усовершенствовался с тех пор, но не играл музыку, не проводил исследования, не варил обед – он просто жарил тосты. И Бракетт почему-то находил это жизнеутверждающим.

– Вот черт, – прошептал он, вдруг поняв, насколько сейчас изнурен.

«Еще бы ты не устал», – подумал он. По пути в Ахерон он воображал себе, что прибудет, встретится с составом отряда и служебным персоналом, заселится, хорошенько отобедает и начнет со всеми знакомиться. Вместо этого день начался мерзко, а закончился и того хуже.

Бракетт прошел по коридору к спальне, а в ушах все еще стояли отчаянные крики Отто Финча.

Белые простыни, белые подушки, кремовые стены, серый пол. Волна знакомого наслаждения захлестнула капитана, и он потянулся, встав на носки. Все. Теперь ему хотелось лишь оставить этот мрачный день позади и утром начать все сначала.

Бракетт с тоской посмотрел на кровать. Нужно было еще передать доклад начальству и запросить разъяснение насчет сотрудничества пехоты с научной группой, но он подумал, что это может и подождать пару часов. Бракетт знал, что должен был распаковать вещи, но к чему было спешить? Его сумки так и лежали на полу в углу небольшой прихожей, спасибо сержанту Кохлину.

Он рухнул на кровать, не снимая ботинок, и притянул подушку под голову. Капитан чувствовал, как сон охватывает его, будто некий волшебный, заволакивающий туман, возникший внезапно и готовый увлечь его с собой. Дрейпер с остальными двумя уродами сидят под домашним арестом, так что Бракетт решил заключить под домашний арест и себя. Всего на пару часов… а может, и на всю ночь. Где-то на подкорке сознания он осознавал, что голоден, но голод, по ощущениям, словно находился где-то отдельно от него. Далеко-далеко. Мысли постепенно расплывались.

Раздался стук в дверь.

– Ну вот те на! – простонал Бракетт.

Он вцепился в подушку, будто в спасательный круг, и сонливость начала рассеиваться. Уходя, капитан оставил на дежурстве лейтенанта Парис и рядового Хауэр и не мог вообразить, какая еще критическая ситуация могла свалиться им на головы. Но стук повторился, и он понял, что игнорировать его никак нельзя.

Ругаясь себе под нос, Бракетт свесил ноги с кровати и встал. Потянувшись, покрутил шеей, пока не услышал подобающий хруст, после чего прошагал через прихожую к двери.

– Кто там? – спросил он.

– Сержант Кохлин, сэр, – послышался приглушенный ответ. – Прошу прощения за беспокойство, капитан, но к вам посетитель.

Бракетт сердито нахмурился. Посетитель, который не мог обойтись без сопровождения? На секунду он подумал, что это кто-то из научной группы, но затем понял, что доктора Риза не пришлось бы провожать в квартиру командира отряда.

Положив ладонь на ручку двери, он замер, и улыбка коснулась его губ.

«Энн, – подумал он. – Должна быть она».

Он отпер дверь и потянул на себя, пытливо наклонив голову. Кохлин стоял улыбаясь, и Бракетт в замешательстве проморгался, увидев, что рядом с ним оказалась не Энн.

Это была ее дочь, Ньют.

– Она вроде бы потерялась, – сказал Кохлин. – А когда сказала, что ищет вас, я подумал, вы не будете против такого вторжения.

Бракетт опустился на корточки, чтобы оказаться с девочкой лицом к лицу. У нее на лице все еще оставалось липкое красное пятно от фруктового льда, который она до этого ела. Она широко ему улыбалась, лучшей своей улыбкой, но по покрасневшим глазам и соленым разводам на лице Бракетт понял, что девочка плакала.

Кохлин, несомненно, тоже это заметил, и душевная доброта вынудила его побеспокоить своего командира.

– Почему же сразу «вторжения»? – сказал Бракетт. – Чем могу помочь, Ньют?

Девочка пожала плечами.

– Мне – ничем. Это я могу вам помочь. Понимаете, я пришла домой и подумала, что вы хотели попробовать фруктового льда, и я тоже взяла бы еще один, поэтому я подумала, что можно было бы сходить с вами к Броне прямо сейчас, а не завтра или еще когда-нибудь. Мама всегда говорит: «Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня».

Бракетт усмехнулся.

– Ну, в этом она права. – Он поднял взгляд на Кохлина. – Дальше мы сами, сержант. Спасибо за помощь.

– Разумеется, – ответил Кохлин. А потом подмигнул Ньют. – Если у Броны найдется лишняя порция льда, ты знаешь, где меня найти. Мой любимый – черничный.

– Фу-у-у! – протянула Ньют, сморщив нос. – Ну ладно. Мама говорит: «На вкус и цвет товарищей нет».

– Тоже верно, – сказал ей Кохлин, после чего отдал Бракетту честь и, повернувшись, направился прочь по коридору.

Капитан подождал, пока сержант скроется, а затем присел на одно колено и добродушно взглянул на Ньют.

– Фруктовый лед я люблю, – сказал он, – но мне кажется, пришла ты не из-за него.

Ньют поджала губы и неодобрительно нахмурила брови.

– Если не хотите, то можете так и сказать.

– А знаешь что, – мягко проговорил Бракетт, – почему бы нам не отложить это на завтра, а сейчас я отведу тебя домой. Уже время ужинать. Твоя мама, наверное, волнуется и не знает, где ты.

Ньют ответила так тихо, что он не сразу понял, что она вообще заговорила.

– Они поссорились, – сказала она. – Я не люблю, когда они ссорятся.

– Я тебя понимаю, – ответил Бракетт. – Мои родители постоянно ругались. Иногда им потом нужно было время, чтобы помириться, но мирились они всегда, – он встал и протянул ей руку. – Пойдем, я тебя отведу и готов поспорить, что ко времени, как мы дойдем, все уже будет хорошо. И знаешь, что еще, – продолжил он, – раз уж я тут новенький, ты можешь все мне тут показать, пока будем идти.

Губы Ньют все еще были сжаты, а брови нахмурены, но он увидел, что ее губы задрожали и она кивнула. Ничего не сказав – только кивнула и все.

Она взяла его за руку и повела за собой, принявшись рассказывать свое детское видение гражданских секций колонии. Очень скоро он узнал, у кого из колонистов были дети, были ли те дети задирами или еще совсем малышами, в чьих воздуховодах лучше играть в прятки и у кого из соседей еда отвратительно пахнет. Демиан чуть не напомнил ей предостережение матери насчет вкусов, но решил не дразнить своего «проводника».