Средняя школа Мерлина оказалась еще хуже начальной. Жилистые бледные юнцы в его классе стригли волосы до щетины и были мускулисты, как бойцовые собаки с глазами-бритвами. Мерлин оказался для них лакомее некуда. Газеты бурлили статьями об увеличении численности заключенных в лондонских тюрьмах. Я почти уверена – все они вышли некогда из средней школы моего сына. Из местных происходило столько уголовников и головорезов, что «Холлмарку» стоило бы выпускать отдельную линию открыток исключительно для продаж в нашем районе – с подписями вроде «Чтоб вся жизнь была ходка», «Чотких апелляций» или «Верхних тебе нар!».

Когда Мерлина вторично сунули головой в унитаз, я записалась на встречу с очередным тамошним директором. Я питала надежды, что он будет участливее и деятельнее двух или трех предыдущих, однако отправились мы с Мерлином к директору, как осужденные на казнь.

– Это все экзамен, да, мам? – удрученно спросил меня Мерлин. – Ты ставишь мне оценки от одного до десяти, да? Ну, чтоб проверить, гожусь ли я в нормальные.

Когда новый директор сплел пальцы домиком, сразу стало понятно, что надежды нет никакой. Домикоплетельщики обычно – директоры-недоделки. Пока он бубнил, что у него недостаточно доказательств, чтобы наказывать провинившихся, я смотрела на своего живого, необычайного сына и мечтала только об одном – укрыть его от мира.

– У меня так и крутится в голове то, что те хулиганы мне сказали, – доверился мне Мерлин, когда мы вернулись домой. – Что я размазня, кретин и недоумок. Тело устроено так, чтобы выташнивать все загрязненное. Почему мозг не умеет тошнить, мам?

Тут не сила мозга нужна, а просто сила. И я не сходя с места решила, что найду, мать ее, эту силу любой ценой: через Интернет, вслепую – да хоть на улице, если потребуется.

Потенциальный отец Мерлина № 4

Садовник

Хэкни – не самый богатый район, но местные мужчины куда проворнее за компьютером, чем с бензопилой наперевес. За абсурдно разумные деньги Джанго стриг деревья, чистил ливневые стоки от листьев, истреблял крыс. Теперь он время от времени помогал и Фиби.

– Он тебе понравится, – воодушевленно заявила она. – Он из Байи – из Бразилии. Мачо, но чувствительный. Его бывшая девушка говорила мне, что часто он даже плакал во время секса.

– Ну да, перечный газ действует так же, – фыркнула я.

Клиенты Джанго устраивали ему в местном пабе небольшую вечеринку-сюрприз – в честь его натурализации в стране. Бар назывался «Ножки королевы».

– Жду, когда королева раздвинет ножки, там и выпьем, – по-своему отрекомендовал мне заведение Дэнни, муж Фиби.

Я решила заглянуть, не ожидая ничего хорошего. В таких барах даже вода разбавленная. Я вошла с таким видом, будто уже собралась уходить.

– Англичане не делают ничего спонтанного без предупреждения, поэтому сюрприз-вечеринка для меня полный сюрприз, – сказала я Джанго, когда сестра нас представила.

Экзотическое имя соответствовало экзотическому экстерьеру – черные глаза, шелковая кожа, темная, как импортный швейцарский шоколад, необузданные волосы, как у горгоны Медузы, могучее тело и каждый бицепс как целый Арнольд Шварценеггер.

Ослепительный полумесяц улыбки ослепительностью уступал только сексу: своим пылом Джанго чуть не спалил мне волосы на лобке. Помимо этого, ничего общего у нас с ним и не было. Я предпочитала покорять пространства под крышей – галереи, театры, рестораны; Джанго же тянуло на свежий воздух – к каякам, каноэ и скалолазанию.

– Видишь ли, я же англичанка. Я немногим подвижнее горшка с цветком или пожарного гидранта, – убеждала его я.

Джанго запрокидывал голову и хохотал почти над всем, что я говорила, – и так это было убедительно, что очень скоро я взялась ходить на каяках и каноэ, а также скалолазать. Но самое главное – ему нравился Мерлин. Даже после того, как мы заехали к Джанго домой в Хэкни и прямо с порога Мерлин осведомился, в каком туалете ему можно покакать.

Но сыновья Джанго не разделяли отцовского великодушия. Двое здоровенных, нескладных, бывалых пацанов, увешанных цацками, посасывали колу и настороженно разглядывали Мерлина. Пока мы в кухне ели чоризо[56]и свежую рыбу, у меня от беспокойства руки ходили ходуном. Мерлин тоже дергался и выстукивал лихорадочные барабанные соло ножом и вилкой. Чувства у него на лице сменяли друг друга, словно бегущие по небу облака. Каждый час каждого дня для Мерлина – движение по канату с шестом. Расслабляться нельзя, иначе упадешь. Мое вечное недовольство вынуждало его непрерывно бдеть над тем, что он произносит вслух.

– Я уверен, сегодня вечером я буду безупречен в своих проявлениях, – сказал он мне отважно, пока мы ехали к Джанго, но затем проницательно добавил: – Единственное неудобство быстрой речи заключается в том, что иногда можешь сказать что-то необдуманное.

И вот сейчас я наблюдала, как мой сын выбрал широкую улыбку из репертуара выражений лица и, отчаянно желая мне угодить, попробовал сострить:

– Так откуда вы сами будете? Из Африки?

– Хэкни, – ответили мальчишки с мощным кокни[57]в голосах и подозрительно сощурились.

– Нет-нет, – поправил их Мерлин, – вы, должно быть, из Африки. Вам приходилось играть Отелло? – спросил он. – Я когда-то думал, что все чернокожие – Отелло.

Пацаны окаменели. Смущенный, однако настроенный вести себя социально-приемлемо, Мерлин улыбнулся так, будто ему только что вкололи B12.

– У вас отличные грудные мышцы, – заметил он, после чего перегнулся через стол и пощупал бицепсы шестнадцатилетки, оценивающе охая и ахая. – Будь я геем, ты бы показался мне очень привлекательным – с такой исключительной мускулатурой.

И вот тогда-то младшенький засветил Мерлину так, что мы просидели три часа в травмопункте с диагнозом «хроническое назальное кровотечение». Я всерьез обдумывала эмиграцию в Исландию, а прекрасный садовник Джанго предпочел разбрасывать семя на иных пажитях.

* * *

За три года катастрофических свиданий я поняла одно: если Купидон одну дверь закрывает, другой он шваркает. Кто знал, что Аспергер передается половым путем? Но так оно и есть – судя по тому, как заклинивало моих мужчин от одного вида Мерлина. Я даже не утруждалась покупать презервативы целой пачкой – пустой расход резины. Лишь мама моя не сдавалась. На мое сорокалетие она купила мне членство в галерее Тейт.

– Я знаю многих женщин, которые таскаются по галереям в поисках мужчин. Каждый мужчина, коллекционирующий старых мастеров, собирает и юных мастериц, – наставляла она.