Дамасо смотрел на то, как Мариса общается с ней, обходясь столь малым числом слов, и у него внутри что-то напряглось. Следовало бы ему знать, что Мариса умеет использовать себе на благо подобные посещения бедных кварталов! Без сомнения, она привыкла разыгрывать добрую фею, сияя этой своей заученной улыбкой!

Но тут было что-то иное. На самом деле улыбка не была такой уж заученной. Это ее настоящая внутренняя теплота и дружелюбие давали о себе знать.

Однако что-то внутри его продолжало протестовать. Это чувство вгрызалось в его внутренности, заставляя мечтать о том, чтобы немедленно увести Марису обратно в тот мир, которому она принадлежала. Мир богатства и беззаботности, где он сможет заботиться о ней, пока она будет воспитывать их ребенка.

Вот в чем дело. В ребенке. Ей следовало бы думать о нем и не подвергать его опасности, бродя по бедным кварталам!

– Пойдем отсюда. – Дамасо поднялся и протянул Марисе руку.

Он увидел, как на них оборачиваются. Он и сам понимал, что его слова прозвучали слишком резко.

Маленькая девочка, с которой говорила Мариса, соскочила со скамейки, словно он на нее накричал, и Дамасо почувствовал, как его щеки заливает краска. Мариса же поднялась с грацией императрицы, презрительно проигнорировав протянутую руку. Она молча посмотрела на него, а затем повернулась и поблагодарила за прием сначала одного человека, потом другого.

Они собрались вокруг нее, отвечая на ее теплые слова, и Дамасо неожиданно почувствовал себя чужаком. У него возникло ощущение, что он стоит в одиночестве в темноте, отрезанный от этой непосредственной радости, которой он раньше даже и не замечал.

Что за нелепость! Он успешен и популярен. У него есть все, о чем он когда-либо мечтал.

Однако когда Мариса наконец собралась уходить и повернулась не к нему, а к Эрнесто, у него внутри словно бы что-то треснуло.

В два шага он догнал ее и взял под руку. Мариса напряглась, и ее улыбка стала неестественной, однако она не отняла руки. И хорошо, а то его терпение уже почти лопнуло.

Дорога домой прошла в молчании. Дамасо вспомнил тот вечер после приема, когда его снедали ревность и подозрения, и в итоге он полностью потерял контроль над собой и они соединились во вспышке страсти.

Однако сегодня все было по-другому. Он потряс головой, не зная, как обозначить пустоту, возникшую в его груди, когда он увидел Марису среди той нищеты, в которой вырос.

Когда они вошли в квартиру, Мариса немедленно отправилась в спальню. Он ожидал, что она начнет собирать вещи, однако она просто бросила сумочку на кровать и пошла в ванную. Дамасо задержал закрывающуюся за ней дверь.

– Меня будет смущать твое присутствие, Дамасо.

Она смотрела куда-то в область его левого уха, и внутри его волной поднялся гнев. Она не смеет отсылать его, словно мальчишку!

– С каких это пор? – Он намеренно окинул взглядом ее тело, задержавшись на вздымавшейся в такт дыханию груди, на талии, которая в его руках всегда казалась неправдоподобно тонкой, на точеных бедрах…

– С нынешних. – Мариса отвернулась, расстегнула серебряный браслет и положила его на стеклянную полочку под зеркалом. – Сейчас я не в настроении с тобой разбираться.

– Разбираться со мной?!

Дамасо поймал ее взгляд в зеркале и по тому, как она сморгнула, вдруг осознал, что кричит.

Она вздернула подбородок, вынимая из уха серебряную с голубым камнем сережку и бросая ее туда же.

– С твоим осуждением. – Она сглотнула, и Дамасо ощутил, как в животе у него что-то переворачивается. – Я прекрасно поняла, что ты не хочешь знакомить меня со своими друзьями. И не говори мне, что эти люди для тебя не важны, – невооруженным глазом видно, что они значат для тебя больше, чем те, с кем ты встречаешься на вечеринках. – Говоря это, она пыталась расстегнуть вторую сережку, но пока у нее это не получалось. – Но если ты думаешь, что можешь принижать меня из-за того, что у меня нет работы, что я ничего не добилась в жизни, подумай получше!

Ее голос дрожал, и дыра, разросшаяся в груди Дамасо, стала еще шире.

Она наконец расстегнула сережку и бросила на полку, но та упала на пол. Мариса этого не заметила.

– Я размышляю, не следует ли мне уехать.

Она принялась терзать ремешок часов, пытаясь его расстегнуть. Дамасо не осознавал, что сдвинулся с места, пока его пальцы не коснулись ее руки. Он расстегнул застежку и положил часы рядом с украшениями:

– Я не хочу, чтобы ты уезжала.

Удивительно, но слова прозвучали спокойно. Он старался убедить себя, что Мариса просто разнервничалась и неправильно поняла его мотивы, что на самом деле она никуда не собирается. Что даже если попытается, он ее остановит – так или иначе. Она покачала головой, и золотые волосы рассыпались по плечам.

– Слишком поздно. – Мариса положила руку ему на грудь и надавила.

Словно это могло сдвинуть его с места! Несмотря на всю ее энергию, она была крошечной. Он укрыл ее руку своей и крепко прижал к груди:

– Мариса, ты все неправильно поняла. – Дамасо напряженно размышлял, как объяснить ей свое поведение. – Тебе надо думать о ребенке. В таких местах, как это…

– Хватит! – воскликнула она, и это заставило Дамасо замолчать.

Он никогда не слышал в ее голосе такого отчаяния.

– Я знаю, что ребенок – это все, о чем ты думаешь, но не пытайся прикрыть этим свое сегодняшнее поведение. – Ее взгляд словно проникал в самую душу. – Ты просто осуждаешь меня, и все.

Это ясно как божий день.

Дамасо видел блеск ее глаз и понимал, что рискует потерять ее навсегда.

– Осуждаю тебя? – Он натужно рассмеялся. – Ты ничего не понимаешь. – Он прижал ее спиной к туалетному зеркалу, его руки скользили по ее телу.

– Не пытайся снова соблазнить меня, Дамасо. В этот раз не сработает.

Он потряс головой, ища правильные слова:

– Я не хотел, чтобы ты туда приходила. Это небезопасно.

– Для ребенка. Да, ты уже говорил. Но я, хоть и родилась принцессой, не живу в изоляции от мира!

Дамасо схватил ее за плечи и взглянул ей в глаза:

– Не только для ребенка. Для тебя тоже.

Его дыхание было прерывистым. Он знал, что держит ее слишком крепко, но не мог заставить себя ослабить хватку.

– Что же может мне угрожать? – Ее тихий голос эхом отозвался у него в ушах.

Ее внимание наконец сосредоточилось на нем – может быть, теперь она послушает.

Мариса провела ладонью по его щеке, и ее мягкое прикосновение к его небритому подбородку напомнило ему о пропасти, которая лежала между ними – между дворцом и канавой.