Софи спустилась в кухню и зажгла свет. На длинном столе ростбиф и копчености дожидались завтрашних поминок, после которых она уедет в Лондон, а Кит отправится на военную базу, затерянную в песках Ближнего Востока.

В горле встал колючий комок.

Скорее всего, она больше никогда его не увидит. Припомнив фото в газете, Софи понадеялась, что будет время от времени натыкаться хотя бы на имя Кита Фицроя. И тут же с ужасом взмолилась: «Господи, не дай мне прочитать его в списках погибших…»

Дверь для прислуги с грохотом распахнулась. Кит стоял в проеме, слегка покачиваясь.

— Кит? — Софи подбежала к нему, вне себя от беспокойства. — С тобой все в порядке?

— Да.

— А где твоя машина?

В тусклом свете лицо Кита казалось пепельно-серым, губы побелели, глаза блестели, как два темных омута.

— В деревне. Стоит себе на площади перед офисом юриста. Я пришел назад пешком.

— Почему?

— Потому что я пьян.

Если бы от переизбытка алкоголя в крови был хоть какой-то толк! Кит не испытал ни секунды блаженного забытья. Долгая прогулка лишь обострила чувства и отполировала неприятные мысли в его голове.

А главная неприятность заключалась в том, что буквально отовсюду он видел темную громаду замка на фоне сумеречного неба. И понимал ощущения каждого потенциального захватчика, каждого чужака, приближавшегося к этой организованной груде камней за последнюю тысячу лет.

Вперед Кита толкала лишь мысль, что эти толстые стены, башни и укрепления содержат в себе Софи. Ее яркие волосы и обаятельную улыбку. Ее непочтительность и юмор. Ее соблазнительное, податливое тело…

— Что с тобой случилось?

Софи стояла перед ним сейчас, дрожа то ли от волнения, то ли от холода. Кит, сосредоточенно нахмурившись, оглядел девушку с ног до головы. У него сложилось впечатление, что весь ее наряд состоит из большого свитера и толстых носков. Свитер доходил лишь до середины бедра, длинные, стройные ноги между подолом и носками были открыты для обозрения, что затрудняло Киту обдумывание ее вопроса.

— Кит? Юрист сказал тебе что-то плохое?

— Ральф не был моим отцом.

Кит услышал собственный голос как будто со стороны. Он звучал жестко и немного — самую малость — горько. Черт. Кит не ожидал от себя горечи или обиды.

— Ох, Кит…

— Это все чужое. — Он обвел кухню взглядом, словно видел ее впервые. — Принадлежит Джасперу, я полагаю. Замок, имение, титул…

— Но не я. — Софи скрестила руки на груди и подарила Киту взгляд, в котором он прочитал сострадание, понимание и… — Я хочу, чтобы ты знал. Я не принадлежу Джасперу. И никому другому тоже.

— А у меня больше нет брата.

Еще мгновение они молча смотрели друг на друга. Потом Кит схватил Софи за руку и потянул за собой, наконец-то давая волю желанию, которое грызло его с той минуты, когда она села напротив него в поезде.

Они взбежали по лестнице, остановившись в пролете, чтобы поцеловаться. Лицо Кита под ладонями Софи было холодным — поцелуями она пыталась вдохнуть в него немного тепла. Щетина покалывала ей пальцы, она чувствовала запах виски на его губах и пискнула, когда ледяные руки Кита пробрались к ней под свитер и коснулись обнаженной груди.

— Господи, Софи…

— Пошли дальше.

Теперь уже она тянула его за собой по лестнице. Желание дезориентировало ее — наверху Софи повернула направо, а не налево, совсем как в первую ночь в замке. Осознав ошибку, она остановилась, но Кит не дал ей сказать ни слова, прижал к деревянным панелям и целовал до тех пор, пока Софи не стало безразлично, где они находятся, лишь бы это место подходило для занятий любовью.

Софи нетерпеливо двинула бедрами навстречу Киту, ощутив твердость эрекции под тканью брюк.

— Моя комната, — простонала она. — В другой стороне…

— Тут полно других комнат. — Не отрывая рта от ее губ, Кит нащупал ближайшую дверную ручку. Когда дверь открылась, присел, чтобы Софи могла обвить ноги вокруг его талии, поднял ее и понес внутрь.

Софи не поняла, сюда ли она забрела в первую ночь, или это уже другая выстуженная спальня с застоявшимся воздухом и мебелью под пыльными чехлами. Голубоватый свет падал через высокие стрельчатые незанавешенные окна на огромную кровать из резного дуба.

Девушка чувствовала, что вот-вот расплавится от вожделения. Как только Кит опустил ее на постель, она, стоя на коленях на скользком шелковом покрывале, стянула с него холодную куртку, которую он так и не снял внизу. Кит смотрел на нее — глаза на бледном лице казались бездонными.

Как же он красив!

Софи просунула руки под его рубашку — и ее прикосновение заставило мужчину вздрогнуть. Кожа Кита все еще была холодной. Почти болезненная нежность расцвела внутри Софи, придав ее желанию пугающую остроту. Избавив Кита от рубашки, она быстро стащила с себя свитер. Первое настоящее объятие было медленным, крепким, она согревала своим теплом прохладную кожу Кита, целовала его губы, щеки, глаза, чувствовала грудью биение его сердца. Когда они легли рядом, он одной рукой расстегнул и стянул джинсы, а Софи торопливо выдернула из-под себя покрывало, чтобы накрыться и сохранить тепло. Их окутало затхлостью, но девушке было все равно, потому что пальцы Кита легкими, полными мучительной сладости штрихами чертили дорожки по ее коже.

Софи всегда считала секс развлечением. Но то, что происходило с ней сейчас, воспринималось не как забава, а как жизненная необходимость. Когда Кит вошел в нее, нежно, глубоко, Софи не могла понять, что именно переживает — агонию или второе рождение.

Ее крик повис в ледяном воздухе. Никогда в жизни она не испытывала ничего настолько совершенного. Оба затихли в блаженном трансе, привыкая к новому счастью быть единым целым, но тела уже требовали большего. Бедра Софи задвигались, подхватив заданный Китом ритм. Его большой палец нашел клитор Софи и надавливал на горячий бугорок с каждым медленным, мощным толчком члена. Их тела переплелись, и она больше не знала, где начинается один из них и кончается другой.

Она вообще больше ничего не знала наверняка. Оглашая тишину полувсхлипом, полустоном оргазма, Софи понимала лишь одно: все, во что она, как ей казалось, верила раньше, обратилось в пепел и пыль.

* * *

Кит выспался. Он не знал, в чем причина — в виски, долгой дороге в замок или невероятном, почти убийственном оргазме, но впервые за много лет он спал как сурок.

Он проснулся на рассвете, когда солнце залило пол под окнами расплавленным золотом. Софи продолжала спать в его объятиях, прижавшись спиной к его груди, а ягодицами — к бедрам. Или, если быть точным, к напряженному члену.

Кит попробовал усилием воли справиться с возбуждением, потому что раскаяние уже просачивалось в душу и настоятельно приглашало посмотреть на вещи реально. Как лекарство от злости, обиды и шока вчерашнего открытия, эта ночь превзошла все, на что он надеялся, и все, чего он заслуживал. Но она не должна была повториться.