– Так, Павел Ильич, академия – это что?

– Тюрьма. Врубаешься?

– Значит, он в тюрьме недолго жил, и вам было понятно, что он звонить не будет. Кому звонить?

Павел Ильич смеялся так, что аж за сердце схватился.

– Зырю, ты не блатыкаешь, о чем я гутарю?

– Вы сейчас вот на каком языке сказали? – искренне удивилась я.

– Так ясное дело, по фене ботаю, мы ж в академии.

– Так, Павел Ильич, мы говорить с вами не сможем. Мне переводчик нужен. Вы же русский человек?

– Так зырь сама, не эскимос! – гордо ответил он.

– Тогда прошу вас, напрягитесь, и давайте поговорим по-русски. Вы ведь не забыли еще нормальный язык или теперь только «по фене ботаете»?

– Не забыл, но отвык, – ответил он.

– Вот и чудненько. Давайте теперь общаться.

– Хоп, то есть согласен, только я тебе о Сером расскажу, а мне что с того?

– А что надо?

– Ты, гагара, видать, при галье. Мамке моей посылку передай, а я тебе наводку дам, а дальше сама блатыкай, врубаешься, о чем я?

– Переведите, – потребовала я.

– Так говорю, видно, что ты девка богатая, при деньгах. Я тебе расскажу, что знаю. А дальше ты сама думай, что да как. Но ты меня за это отблагодари, жене моей денег перешли.

– Сколько?

– Тридцатничек косых.

– Это сколько?

Павел Ильич покачал головой, что означало, что я безнадежна, раз даже этого не понимаю:

– Так тридцать тысяч.

– Ничего себе. А информация того стоит?

– Спрашиваешь!..

– Хорошо. Как мне переслать деньги?

– Можно на карточку Нинке.

– Номер карточки знаете?

– А то? Вот! – он подтянул рукав и продемонстрировал наколку с цифрами.

Оригинал! Нет, чтоб просто запомнить. Хотя если он русский язык почти забыл, то куда ему такой набор цифр запомнить?!

– Зачем же наколку делать? Карточка может смениться! Потом что, другие цифры набьете?

– Карточка давно у нее одна и та же. Она баба аккуратная. Я на нее бабло шлю, которое в зоне зарабатываю.

«Какой примерный муж!» – подумала я.

Я попробовала выйти с телефона в интернет. Получилось.

– Я сейчас переведу, – сказала я ему.

– В натуре?! – удивился он.

Я строго приподняла бровь и сурово посмотрела на него.

– В самом деле? – поправился он.

Я перекинула тридцать тысяч со своей кредитной карточки на номер, наколотый на руке. Надеюсь, эти деньги развяжут Ильичу язык.

– Хотите поговорить с женой?

Он вытаращил глаза.

– Можно?

– Говорите номер.

Павел продиктовал:

– Восемь, девять, восемь, семь, три-один-три, пятнадцать, четырнадцать.

Надо же, сколько цифр запомнил! Значит, еще не все потеряно.

Послышались гудки. Потом ответил женский голос:

– Алле!

Я передала трубку.

– Нина! Это я, Паша!

– Пашенька! Откуда ты? – изумилась женщина. Ее было хорошо слышно.

– Так отсюда, с зоны, в больничке сейчас опять, мотор барахлит.

– Пашенька, береги себя! У тебя же сердце совсем больное. У нас все по-старому: Дашутка в первый класс пошла, такая умненькая! Тебя все вспоминают. Маринка свитер тебе связала и носки. В следующий раз привезу тебе. Ты не куришь?

– Да куда там, Нинок! Говорю же, мотор совсем чахлый.

– Вот же ж горе! Пашенька, ты крепись, мы тебя любим, ждем. Ты апелляцию подай! Может, уменьшат тебе срок по состоянию здоровья?

– Да я уже подал, Нинуль, не волнуйся!

Павел посмотрел на меня и вспомнил:

– Я вот чего звоню, Нинок, я там вам денег перевел на карточку. Проверь, пришли?

– Так каждый месяц приходят исправно, чего их проверять?

– «Эти» проверь! Только сейчас перевел.

– Мне ж эсэмэски приходят из банка, когда счет пополняется. Сейчас посмотрю. А ты сможешь перезвонить через несколько минут?

Он вопросительно посмотрел на меня, я кивнула.

– Да, смогу!

Он отключил телефон.

– Вас дома любят… – подытожила я.

Павел гордо хмыкнул.

Я еще раз набрала номер.

– Паша, – запричитала Нина, – где ты взял такие деньги? Что ты натворил?

– Не боись, Нинок, все законно. Сколько пришло?

– Я даже вслух сказать боюсь, такие деньги! Тридцать тысяч. Я даже не поверила сначала, ноли несколько раз пересчитывала. Правильно я посчитала?

– Верняк! Все, ата! Обнимаю.

И он совершенно счастливый положил трубку.

– Так. Теперь рассказывайте! – скомандовала я.

– Угу. Значится так: как я и говорил, Серому недосуг было академию заканчивать. Он решил Ваньку свалять, так и прыгнул на кичу. Тут у нас один балдежный тип парился, совсем бацилльный. Он всю дорогу дохал, и его в город перекинули, а он потом дуба дал. Вот с его биркой Серый и отчалил, а тот типок с Серегиным векселем под холмиком почивает. Серый не хотел чалиться, а умел басровать. Тут с ним безнесчастье случилось. Нашел блатованного и гульдены ему всучил. Вот так он динаму прокрутил и на воле оказался. Все в ажуре.

Я прямо застыла от услышанного. Только не от смысла, а от того, как была рассказана эта история. Это ж надо же! Человек выдал такую тираду, а я только пару слов поняла. Кажется, я зря деньги перевела.

– Ну и мастак же Вы, Павел Ильич, красиво изъясняться, – похвалила я его, – красиво, только непонятно. А теперь по-русски слабо, братан?

– Сейчас покумекаю. Значит так, Сергей, – начал он медленно, с трудом подбирая слова, – в тюрьме засиживаться не собирался, он симулировал болезнь и в медчасть попал. Здесь у нас один мужик лежал. У него тубик был, то есть туберкулез запущенный. Его в город в районную больницу перевели, он уже не жилец был. Так вот Сергей за ним увязался, веревки себе вскрыл, то есть вены, чтоб и его в районку перекинули. Там он смог взятку дать кому следует. Тот бацилльный вскоре помер, и его похоронили, как Павлова. А Серега с его документами на воле оказался.

– Да вы что!?… – я опешила. – А как Сергея выпустили, пусть и с чужими документами?

– Так у того типка срок отсидки вышел, он уже последние деньки досиживал, а вот же не повезло братку: «невеста» за ним пришла.

– Какая «невеста»?