жалела. Мария не могла понять, во что она превратилась, отражаясь в глазах сгоравшей в огне жертвы.

Глава 31

«Дамочки»

Понимаете, дело такое. Если девушка – путана, ее отправляют в лагерь в качестве заключенной. Если она делала свои дела только в баре, то ее отправляют в лагерь надзирательницей.

Элла Лингенс-Райнер1

Страсть Марии к порядку и дисциплине влияла и на ее общение с другими женщинами-надзирательницами. Одна из уцелевших женщин отметила, что Мандель наводила ужас даже на надзирательниц. «Увидев ее, они все стали очень старательно добиваться ее расположения, чтобы получить повышение. Она была всемогущей хозяйкой в лагере»2.

Возраст женщин под началом Мандель варьировался от девятнадцати до сорока двух лет, а средний возраст составлял двадцать восемь лет 3. Как и в Равенсбрюке, большинство из них были незамужними4, необразованными и происходили из рабочего или среднего класса. Большинство были немками или австрийками5.

В своих послевоенных показаниях Рудольф Хёсс отмечал, что женщины, попавшие в Аушвиц, должны были приспособиться к тяжелым условиям, но с момента прибытия большинство из них хотели просто сбежать, вернуться к «тихой, комфортной и легкой» жизни, которой они жили в Равенсбрюке. Однако «старшие охранники лагеря были на порядок выше тех, кто пришел после них»6.

Элла Лингенс-Райнер в 1948 году заметила, что интеллектуальный уровень надзирательниц был поразительно низким и что она редко видела такое количество по-настоящему глупых женщин в одном месте. Она также отметила, что многие из них были сексуально раскрепощены и искали безделушки у убитых женщин, чтобы набить себе карманы. «Они жили своей бессмысленной маленькой жизнью, были жадны до всего, что можно было «организовать», занимались беспредельным взяточничеством; почти все надеялись накопить кругленькую сумму, которая поможет им обзавестись собственным хозяйством»7.

Мария перечислила своих приспешников в досудебных показаниях: «Подчиненными мне охранницами были Марго Дрекслер [Дрексель], Бруннер, Штанге, Брандль, Рупперт, Кок, Хассе, Франц, Фолькенрат, Венигер. Самой строгой была Дрекслер, которую я часто ругала за это»8.

Хотя и Хассе, и Дрексель были известны своей жестокостью, именно Дрексель стала наиболее печально известной. Дрексель была на пять лет моложе Марии, это была непривлекательная, вульгарная женщина с «неестественно худым лицом и дегенеративно выпирающими зубами»9, печально известная своими жестокими избиениями, а также отбором женщин и детей для отправки в газовые камеры. Она также из кожи вон лезла, чтобы мучить музыкантов женского оркестра, которые вызывали у нее неприязнь10.

Уцелевшая узница Клара Пфортш отметила, что «надзирательница Дрекслер была, одним словом, стервой. Она жестоко избивала людей. Она и меня избивала, да так, что я лишилась барабанной перепонки в левом ухе»11. Клара отметила, что она, Дрексель и Мандель были примерно одного возраста и что обе надзирательницы «ладили друг с другом». Антонина Пятковская также считала, что «Мандель водила близкую дружбу с Дрексель»12.

Герда Шнайдер вспоминает, что отношения между надзирательницами были более противоречивыми и носили характер соперничества. «О том, что Мандель получила указание «навести порядок в лагере», стало известно всему лагерю, потому что начальница подразделения Марго Дрекслер, по-видимому, была разочарована, рассчитывая самой заслужить повышение до старшей надзирательницы. С этого момента ситуация в женском лагере серьезно ухудшилась. Избиения, пинки, раздевание при входе, конфискация всех мелких вещей, которые заключенные пытались сохранить»13.

Среди других женщин под командованием Мандель была Алиса Орловски, грузная и неповоротливая женщина немногим старше остальных. Орловски быстро получила прозвище Krowa, Die Kuh («Корова»)14, и позже ее будут судить на том же процессе по делу о военных преступлениях, что и Марию.

Пожалуй, самой печально известной надзирательницей была Ирма Грезе, другая женщина в подчинении Мандель, одна из самых молодых и красивых женщин-надзирательниц. Грезе также служила в Равенсбрюке, и в то время ей было около двадцати лет. Светловолосая и голубоглазая, она наслаждалась абсолютной властью над заключенными под ее руководством.

Заключенные помнят запах ее духов и лака для волос, которыми она щедро обливалась. Кроме того, она умела шить и подогнала под свою фигуру униформу СС, имела обширный гардероб и пользовалась услугами заключенной портнихи из Вены15.

Мандель с переменным успехом пыталась обуздать Грезе и умерить ее различные запросы на «всякие привилегии». Одним из товаров, который был только у Грезе, стала французская живица, которой надзиратели чистили свои сапоги и униформу. Наконец, после многочисленных жалоб Мандель вмешалась и лично рассмотрела каждую просьбу, прекратив тем самым монополию Грезе на этот продукт16.

Другая коллега, Тереза Брандль, прошла схожий карьерный путь. Брандль была маленькой коренастой женщиной с раздражающим высоким голосом. Хотя она «морально и физически издевалась над женщинами, оскорбляя их достоинство, избивая и пиная, отказываясь снабжать их необходимым бельем и одеждой»17, она не была такой же напористой, что отодвинуло ее на второй план. Под конец жизни Мандель, однако, с Терезой оказалась в одной тюремной камере. Их осудили в рамках одного и того же процесса и казнили в один и тот же день.

Мария несла ответственность за всех этих женщин и за их поведение в частности. Она отвечала за все их бесчинства, в том числе и сексуального характера. Распущенность, распространенная в Равенсбрюке, продолжалась и в Аушвице. Многие надзирательницы крутили романы с одним или несколькими эсэсовцами18. Во время судебного процесса над Марией по поводу ее деятельности в Аушвице свидетельница, дававшая показания, отметила, что надзирательницы часто возвращались по домам после всяких вечеринок поздно ночью, пьяные. «Они повсюду разбрасывали пустые бутылки из-под газировки. Эсэсовцам доставляли газировку в бутылках железнодорожными вагонами, и в квартирах и коридорах всегда стояло по дюжине или около того ящиков»19. После каждой вечеринки заключенные должны были выносить корзины с битым стеклом.

Северина Шмаглевская также рассказывала об административном здании (Stabsgebäude), где среди ночных оргий, обжорства, грубых сексуальных игр и свободно распространяемого алкоголя царила атмосфера разврата20. Столь развязный сексуальный дух не добавлял уважения к женщинам-надзирательницам со стороны мужчин. Эсэсовцы часто называли надзирательниц Hurren («шлюхами»)21.

Во время суда над Марией были даны показания о том, что происходило в ее личном доме. «Однако следующий свидетель сообщил об оргиях на богато обставленной вилле Мандель [sic] вблизи Аушвица – особенно разнузданными они становились после «хороших» казней, когда Мандель избивала женщин руками, ногами и плетью, прежде чем отправить их на смерть»22.

Командование Аушвица неоднократно предпринимало безрезультатные попытки обуздать распущенность. Артур Либехеншель написал служебную записку, в которой закрепил, что жилые помещения женщин СС закрыты для мужского персонала.