— Юль… — Бредин повернулся и положил ладонь мне на ногу чуть выше колена, — то, что сегодня было… Ты бы правда пошла до конца… со мной?

— Вероятно. — Я смахнула его руку и отодвинулась.

— Вероятно?! — завопил Бредин, перекрикивая Джареда. Да как он посмел?! — И что, блин, это значит?! Так сложно ответить?! Да или нет?!

Он испытующе смотрел на меня, и я не выдержала его взгляда.

— Не ори, ладно? Я… не знаю.

Мой голос дрогнул, и я повернулась к окну, ощутив, как вся дурная кровь в моем организме мгновенно устремилась к лицу. Бредин придвинулся и ухватил меня за предплечья, поворачивая к себе.

— Чего ты не знаешь? — спросил он гораздо тише. — Чего? Ты же не станешь отрицать, что тоже это чувствуешь?

Он смотрел так, словно видел насквозь и знал меня настоящую. Или мне просто хотелось так думать.

— Нет, не стану.

Я опустила голову, понимая, что нахожусь в шаге от того, чтобы добровольно сдать партию и снова облажаться.

Бредин дотронулся до моего подбородка, вынуждая смотреть ему в глаза.

— Тогда в чем дело? Зачем ты постоянно меня отталкиваешь?

Если бы я только могла его оттолкнуть!

— А тебе надо, чтобы все легко и просто, да?!

Дернув головой, я избавилась от его руки. И теперь Бредин просто прижал меня к спинке сиденья, положив ладонь мне на плечо так, будто имел на это полное право.

— Мне надо знать, есть ли смысл бороться?! Я просто задолбался стучать в закрытую дверь! — произнес он, приблизившись.

— С кем бороться? За что?! — я в растерянности уставилась на него.

— С тобой! И за тебя! — заявил парень в нескольких сантиметрах от моего лица.

Что он несёт?

— Эй… прекрати! Давай не сейчас, у меня так болит голова.

Я прикрыла лицо ладонями, и Бредин обхватил мои запястья, отводя руки в сторону. Стряхнув его пальцы, толкнула парня в грудь. Это все, на что я была способна. Неуловимая жалкая мстительница.

— Типичный женский ответ, — сказал Бредин с досадой в голосе. — Ты говоришь штампами, Юля.

Я коснулась лба и тяжело вздохнула, ощущая в висках нарастающую пульсацию.

— Скажи это моей мигрени. Ага.

— Это у тебя мигрень?! — он будто нарочно не сбавлял тон. — Ты хоть понимаешь, что просто весь мозг мне свернула своими выкрутасами?!

— Слабак, — резюмировала я.

— Трусиха! — прилетело мне в ответ.

— Придурок, — я достала свой последний козырь.

Бредин с искренним недоумением замотал головой. Кажется, он не оценил мой ход.

— Как символично… — произнес размеренно. Кривая ухмылка возникла в уголке его губ, да там и осталась. — Мы вернулись к тому, с чего начали. Теория цикличности. Еще одна в нашем с тобой списке.

— И что дальше? — спросила я.

— Это ты мне скажи.

Его блуждающий взгляд и слова совсем сбили меня с толку. Я ощущала странную растерянность и то, как внутри возрождалось что-то зыбкое, то, о чем я запрещала себе думать весь прошлый год. Да какой-то там… возрождалось… Я так и не смогла избавиться от этого пробивного чувства, и чем больше боролась с ним, тем увереннее и глубже оно пускало свои корни, давно расправившись с моей гордостью и обидой. Долгое время мне удавалось прятаться за своей грубостью и мнимым хладнокровием. Но теперь и это не спасало. Последние два дня были явным тому подтверждением. Я больше не могла сопротивляться ему. Больше того… не хотела.

Вот только чего ждал от меня Бредин? Очередного хода? Белого флага? Пакта о капитуляции?

Головная боль становилась все сильнее, намекая на то, что я свернула мозги не только Бредину, но и себе любимой.

— Иди сюда, — парень протянул меня к себе и крепко обнял.

Так мы и ехали оставшиеся минуты пути: Бредин держал меня в объятиях, целовал в макушку и висок, а я хотела лишь одного — чтобы это итальянское такси никогда не останавливалось.

С такими утопическими мыслями я и прочла надпись на вывеске здания, возле которого нас высадили. «Похоронное бюро братьев Сальваторе». Я нервно засмеялся, а водитель такси взглянул на меня с опаской, видимо, заподозрив в одержимости, после чего, получив свои деньги, поспешил избавиться от нашего общества.

Мы понятия не имели, куда нам идти. Кладбищенская стена тянулась в обе стороны бесконечно долго, и в потемках было сложно понять, где находится вход на кладбище. Бредину пришла в голову гениальная мысль, и мы позвонили в колокольчик на двери похоронного бюро. По негласному международному кодексу оно работало круглосуточно. Признаться, я была готова этим вечером абсолютно ко всему, включая возможность увидеть Дэймона Сальваторе или его менее харизматичного братца. Но, увы. Дверь нам открыла женщина, и, Святая Мадонна, она говорила по-английски. Таким образом, через несколько минут благодаря любезности той синьоры мы оказались перед главным входом кладбища Чертоза.

— Вы приехали! — от стены отделилась тень, и я сразу поняла, кому принадлежал этот забавный акцент.

К нам подошла Рина: такая маленькая и взволнованная, в своем противно-розовом костюме.

— Мы звонили тебе, — сказал Бредин.

— Мой телефон разрядился, — всхлипнула девушка.

Я приобняла ее одной рукой и сказала:

— Расскажи нам, как так вышло?

Японка закивала и, шмыгнув носом, начала свой сбивчивый рассказ:

— Мы… гуляли по городу. А потом Хигаши пришла идея взглянуть на колумбарий. Не знаю, как такое случилось! Он остался фотографировать статую ангела, а я просто отошла… в соседний… как это сказать?.. дворик?.. — Я лишь пожала плечами, не представляя, что она имеет в виду. — И я потеряла его из виду! Кричать и звать было бы неуважением к умершим, и я стала звонить ему, но, наверное, Хигаши забыл свой телефон в комнате. Потом я пошла к выходу, думала, встречу его там, но он так и не появился. Почти три часа прошло! Когда я вышла, на входе уже сменились смотрители, эти люди вообще не говорят на английском! И кладбище закрыли до утра! — она развела руками и оглянулась на кованые ворота, неприступные, как и стены. — С ним точно что-то случилось! Мне здесь не к кому обратиться, и я позвонила Сильвии-сан… а потом она передала трубку твоему парню… — она кивнула в сторону Бредина. — Я очень волнуюсь! У Хигаши… как это по-английски? Когда человек падает, и его словно бьёт током?

— Эпилепсия, — догадался Бредин, а на английском добавил: — Мой отец страдал этим недугом… когда он был жив. Я понимаю, о чем ты. Твой парень мог упасть и травмироваться. Идемте, нам нельзя терять время!

Отца Бредина, сына Тамары Семеновны, не стало в тот же год, что и моей бабушки. И я хорошо помнила тот день, когда Бредин пришёл в школу после похорон отца. Кто-то из ребят смотрел на него с жалостью, кто-то с любопытством, но я тогда понимала, что он чувствовал. Какое-то время мы даже не воевали, но затем все вернулось в прежнее русло: Бредин цеплял меня по любому поводу, но и я в долгу не оставалась.