мудро, оставаясь сдержанной и холодной. Если бы она расточала улыбки и любезничала со всеми, то свела бы с ума множество мужчин – в буквальном смысле слова.

Я не увидел, а почувствовал хищный взгляд, которым одарил меня князь.

– Право, Джеффри, мне кажется, что хотя по календарю еще только февраль, южный ветер навевает вам запахи роз и померанца! Полагаю, леди Сибил произвела на вас сильное впечатление?

– А вы хотели бы, чтобы это было так?

– Я? Дорогой мой, я желаю только того, что вы желаете себе сами. Я приспосабливаюсь к настроениям своего друга. Если же вас интересует мое мнение, то должен сказать: печально наблюдать вашу влюбленность в эту юную леди, поскольку ваше чувство не встречает никаких препятствий. Любовная история, если человек способен проявить геройство и предприимчивость, должна быть осложнена препятствиями и трудностями, реальными или воображаемыми. Немного тайны и множество запретных деяний, таких как тайные свидания и ложь в любом количестве, – все это добавляет приятности любви на этой планете…

Я нетерпеливо прервал его:

– Лусио, вы так любите упоминать «эту планету», что можно подумать, будто вам известно что-то о других. Эта планета, как вы презрительно ее именуете, – единственная, до которой нам может быть дело.

Князь бросил на меня столь пронзительный взгляд, что я испытал укол страха.

– Если это так, то скажите, ради всего святого, почему вы не оставляете другие планеты в покое? – спросил он. – Почему вы стремитесь проникнуть в их тайны и исчислить их движения? Если людям, как вы говорите, нет дела ни до одной планеты, кроме Земли, то почему они вечно стремятся открывать тайны высших миров – тайны, которые, быть может, когда-нибудь устрашат их!

Его торжественный голос и вдохновенное лицо были так поразительны, что я не сразу нашел ответ, и князь продолжил:

– Не будем говорить о планетах, друг мой, и даже об этой крошечной точке среди них, называемой Землей. Вернемся к более интересной теме – леди Сибил. Как я уже имел честь вам сообщить, нет никаких препятствий для того, чтобы вы ухаживали за ней и завоевали ее руку, если только вы этого хотите. Джеффри Темпест – писатель, автор каких-то книг, не мог бы и мечтать о браке с графской дочерью. Однако Джеффри Темпест – миллионер будет желанным поклонником. Дела бедного лорда Элтона идут очень дурно, он почти разорен. Да еще эта американка, которая у него поселилась…

– Поселилась? – удивился я. – Разве он содержит пансион?

Лусио весело рассмеялся:

– Нет, конечно. Вам не следует так грубо выражаться, Джеффри. Дело просто в том, что граф и графиня Элтон имели честь предоставить кров и защиту мисс Диане Чесни – той самой американке – за пустяковую сумму, всего за две тысячи гиней в год. Графиня разбита параличом, ей пришлось передать обязанности хозяйки дома своей сестре, мисс Шарлотте Фицрой, однако ореол графской короны уже заметен над головой мисс Чесни. У нее есть в доме свои комнаты, и она выезжает повсюду в сопровождении мисс Фицрой. Леди Сибил это не нравится, и поэтому ее нельзя увидеть нигде, разве что в обществе ее отца. Она достаточно ясно дала понять, что не появится в компании мисс Чесни.

– Я в восхищении от ее поступка, – сказал я с чувством. – Но как удивительно, что лорд Элтон снизошел до…

– Снизошел до чего? – переспросил Лусио. – Снизошел до того, что берет две тысячи гиней в год? О Боже, я вас уверяю, что готовые снизойти до этого лорды и леди составили бы бесконечную процессию. Голубая кровь совсем замедлила свой бег в жилах, и только деньги способны ускорить ее движение. Диана Чесни обладает капиталом более чем в миллион долларов, и если леди Элтон в скором времени нас покинет, то я не удивлюсь, если «маленькая американка» с триумфом займет ее место.

– Что за ирония судьбы! – воскликнул я, испытывая подступающий гнев.

– Джеффри, друг мой, вы на редкость непоследовательны! Можно ли найти более вопиющий пример иронии судьбы, чем вы сами? Кем вы были шесть недель назад? Всего лишь сочинитель, чувствующий некий трепет крыльев гения в своей душе, но ведь вы совсем не были уверены, что эти крылья когда-нибудь сумеют вытащить вас из трясины безвестности, в которой вы барахтались, не переставая роптать на жестокую судьбу. Теперь вы миллионер, который презрительно смотрит на графа только потому, что тот решил немного увеличить свой доход на совершенно законных основаниях и сдал комнаты богатой наследнице-американке, да еще и ввел ее в хорошее общество, куда она никогда не попала бы без него. И вы стремитесь, а может быть, и намереваетесь просить руки графской дочери, словно сами вы – потомок королей. Трудно придумать что-то более головокружительное, чем поворот вашей судьбы.

– Мой отец был джентльмен, – ответил я несколько свысока, – и потомок джентльменов. Мы никогда не были простонародьем, наша семья в своих краях принадлежала к числу самых уважаемых.

Лусио улыбнулся:

– Я не сомневаюсь в этом, дорогой друг, ни в малейшей степени. Но простой «джентльмен» стоит гораздо ниже – или гораздо выше – графа. Сами решайте, выше или ниже, поскольку в наше время это не имеет никакого значения. Мы вступили в эпоху, когда титул и родословная не ставятся ни в грош – и все благодаря величайшей глупости тех, кому довелось ими обладать. Так уж получается: поскольку никто этому не сопротивляется, пивовары становятся пэрами Англии, простых торговцев посвящают в рыцари, а старинные семейства беднеют так, что им приходится продавать с молотка поместья и фамильные драгоценности, причем покупателем оказывается вульгарный «железнодорожный король» или поставщик какого-нибудь нового навоза. Вы же занимаете куда более пристойное место, чем они, поскольку унаследовали свое состояние, да еще с тем преимуществом, что не знаете, как оно было нажито.

– Совершенно верно, – ответил я задумчиво, а затем, вдруг вспомнив нечто, прибавил: – Кстати, я никогда не говорил вам, что мой покойный родственник вообразил, будто продал душу Дьяволу и все его огромное состояние – только материальное выражение этой сделки!

Лусио разразился неистовым хохотом.

– Нет! Невозможно! – восклицал он насмешливо. – Он, должно быть, сошел с ума, этот ваш родственник! Можно ли представить себе здравомыслящего человека, верящего в Дьявола? Ха-ха-ха! И это в наше просвещенное время! Ну и ну! Безумие человеческого воображения никогда не прекратится! Надо же, до чего мы дошли!

В это время карета остановилась у «Гранд-отеля», и он легко выскочил:

– Желаю вам спокойной ночи, Темпест. А я обещал еще принять участие в игре сегодня.

– В игре? Где?

– В одном из