Он был стерилен, словно агар-агар в чашке Петри. Словно физиологический раствор.

– Что это там впереди? – Голос Веги вырвал его из задумчивых мыслей. – Видите?

И правда: в воде что-то блестело, появлялось и пропадало, точно маленькая рыбешка.

Ускорив шаг, Арктур первым приблизился к странному артефакту. Выудил из прохладной воды за длинную цепочку, поднес к глазам и обомлел.

– Арк, что это? – Хираку и Вега бежали к нему, утопая в воде.

– Коррин Блаз, – прошептал Арктур написанное на блестящем жетоне участника Кубка Планет. – Коррин Блаз… здесь.

Маат Хост проснулся от странного ощущения. Он летел, нет, падал сквозь густые облака. Он был птицей, железной птицей, какими управляют юниты. Открыв глаза, Маат уставился на низкий потолок с большой ракушкой по центру, намертво вросшей в камень. Мама говорила, что она осталась после трехлетнего потопа, но Маат был уверен, что ей как минимум лет двести.

«Звездолет… юниты пилотируют звездолеты», – Маат вспомнил это слово. Он вновь закрыл глаза, собираясь упасть на кровать, чтобы еще раз окунуться в свой сон… но в этот момент в дверь громко постучали.

«Пора!» – От неожиданности Маат подпрыгнул на кровати.

Он открутил ржавый железный вентиль. На пороге стояли его друзья: Нут Мускари и Тласпи Хедера.

– Ты дрых, что ли? – удивился Тласпи, втыкая копье в порог дома Хостов. – Вот-вот начнется тетрасомата.

Маат тяжело вздохнул: ну не любил он все эти зрелища, обильно приправленные речами аксона Кастора. Воздух, пропитанный кровавой взвесью, медный вкус на языке и кошмары, которые будут мучить его еще неделю.

– Может, сегодня без меня пойдете? – начал было он. – Мне как-то нездоро…

– Ты хоть знаешь, кто там будет сегодня? – спросила Нут. Ее рыжие волосы были настолько длинными, что она заправляла их за пояс.

– Не знаю и знать не хочу, – пробормотал Маат.

Он ходил по своей комнате и собирал обмундирование: копье, три ножа, кастет, корнершот, янтарный амулет от сглаза (не то чтобы он верил в сглаз, но все морфы носили такие) и, конечно же, Тор Мини, подаренный приятелем-юнитом.

– Не боишься, что сопрут? – Тласпи кивнул на автомат. – Штука классная, жалко…

– Не завидуй, – мрачно отозвался Маат.

Во всей этой амуниции он весил килограмм на десять больше. Длинные волосы, собранные в хвост, виски, которые он начал брить совсем недавно, плащ черного цвета – Маат Хост ничем не отличался от юнитов.

И все же он был морфом. Человеком, способным видеть особые сны.

Трое вышли из большой лачуги, рассчитанной на две семьи. Тетрасомата проходила в Храме, в самом сердце Кольца. Люди стягивались туда к полудню: взволнованные юноши и девушки, угрюмые взрослые с плотно сжатыми губами, сердобольные старики, шепчущие молитвы.

В отличие от морфов юниты редко посещали тетрасоматы. Да и зачем им? У них есть компьютеры, виар-игры, приставки дополненной реальности – в общем, развлечений хватает.

Для морфов, лишенных всех благ технического прогресса, придумали тетрасомату – публичную казнь убийц, воров, насильников. Последних было гораздо меньше, зато такие тетрасоматы были самыми кровавыми.

На юного Хоста посматривали недоумевающе: что делает молодой юнит в компании морфов? Черная одежда и плащ выделялись на фоне песочных одежд его друзей, а бритые виски, еще не успевшие загореть под солнцем двадцатого дня засухи, светились белизной.

Именно поэтому Маат не любил публичные казни: слишком много было косых взглядов.

– Так кто сегодня? – спросил он у Нут.

– Значит, все-таки интересно? – Рыжеволосая девушка с бледными, почти незаметными бровями улыбнулась, и эта улыбка эхом отразилась на лице Маата.

– Упавший с неба, – сказала Нут.

Маат почувствовал, как внутри него все напряглось, точно тетива лука натянулась.

– Но он же… не преступник, – выдавил он.

Нут пожала плечами, мол, не нам решать.

– Интересно, что с ним сделают аксоны, – кровожадно произнес Тласпи Хедера.

– Почему аксоны не отдадут его юнитам? – негодовал Маат. – Вдруг он просто потерял управление…

Но Тласпи Хедера перебил его.

– Видишь всех этих людей, Хост? – Он указал на толпу в светло-бежевых бесформенных балахонах. – Это типичные морфы, не такие, как ты, а нормальные. Как я и Нут. А нормальные морфы любят кровавые зрелища, и им совершенно фиолетово, кого казнят.

Маат нахмурился. Из них троих Тласпи был самым старшим и, что называется, хлебнувшим дерьмеца.

– И если однажды ты не хочешь оказаться тем, кому аксон Кастор отрежет руку или яйца, постарайся хотя бы иногда вести себя как морф. – Закончив свою тираду, Хедера отправил в рот полплюшки вакамэ.

Маат молча уставился на бежевые одежды бредущих впереди.

Так гласили заветы Деи, которые все морфы учили в школе. «Почему мы должны зубрить какие-то стихи, когда юниты учатся строить звездолеты, а потом летать на них?» – сетовал Маат. На что всегда получал один и тот же ответ: «Потому что юниты неполноценные. Они не видят пророчеств, а морфы видят. Морфам незачем летать».

Незачем летать… Маат мечтал отправиться в космос с самого детства. Но он родился морфом, и ни одежда, ни оружие, ни прическа не могли сделать его юнитом. Как говорил дед Маата Дрейк Хост: «Из семян смоковницы не вырастет яблоня».

Морфы жили в Кольце, окруженном высоченной каменной стеной. Благодаря ей жилища их почти не затапливало во время большой воды. Юниты, напротив, селились за пределами Кольца, на территории, уходящей под воду. У них не было стационарных домов: вместо этого юниты кочевали с места на место на диковинных машинах, способных в потоп перемещаться на плаву, а в засуху – на колесах.

Морфам запрещалось выходить за пределы Кольца без серьезных оснований, и все же друзья Маата иногда брали его на свои машины. Это были волшебные дни, после которых Хост еще несколько недель ходил точно пьяный.

Радостно зазвонил колокол, и люди устремились вперед к Храму. До начала тетрасоматы оставалось десять минут.

– Поспешим, а то все места займут! – сказал Тласпи.

Они вместе с Нут подхватили Маата под руки и потащили вперед.

– Пропустите, а ну пропустите! – кричал Тласпи, расталкивая толпу.

– Эй, с чего это нам пропускать вас? – рассердился кто-то.

– С того, что это просветленный юнит, придурок! – огрызнулся Тласпи, тыча пальцем в грудь Маата.