в Магнитогорск, не нужен был С1.

— Катастроф больше не будет! — заметил Павел.

— Так говорят безумцы! — поднялся Молибден. — Не будет больше и межпланетных снарядов, которые вырывают из наших рядов лучших людей…

— Посмотрим!

— Значит, враги?

— Да! — крикнул Павел. — Ты и Коган — враги мои и человечества!

— Будем драться, черт возьми! — спокойно сказал Молибден.

— Будем драться! — принял вызов Павел.

Коган побежал к дверям, извергая ругательства. Следом за ним, тяжело ступая, уходил Молибден, даже не взглянув на человека, который грозил своим упрямством порядку Республики.

Глава седьмая

Павел не знал, что могут предпринять Молибден и Коган, но теперь для него было ясно, что предстоит борьба.

— Да, да, — говорил он себе, собираясь к Нефелину, — мы должны форсировать события!.. Надо действовать!..

Погруженный в размышления о судьбе своей работы, Павел не заметил, как дошел до редакции и как очутился в редакторском кабинете.

— Надо действовать, — были первые слова Павла, — они знают все! Мы не должны терять ни одной минуты.

Нефелин испытующе посмотрел на Павла:

— Открыты?

— Стратегия наша оказалась чепухой.

— Что они предлагают?

Павел передал свой разговор с Молибденом и Коганом.

— Мы расстались врагами! Они ушли от меня, не протянув мне на прощанье руки.

— У тебя есть уже планы?

— Только одно!

— ?

— Перейти в решительное наступление!

— И…

— Я не прочь выступать с завтрашнего дня с лекциями. Кроме того, я мог бы организовать выставку по вопросам межпланетных сообщений.

— Все это, конечно, хорошо, но тебя отправляют сегодня в Город Отдыха.

— Как? — возмутился Павел. — Бойко говорил…

— Брось! Не поможет! Они действуют быстрее нашего. К твоему сведению, могу сообщить, что Молибден и Коган были командированы сюда Советом ста для выяснения твоего здоровья. Они нашли тебя в неудовлетворительном состоянии. И ты, конечно, понимаешь, — засмеялся Нефелин, — что они выразили свое неудовольствие и предложили Бойко отнестись к твоему здоровью более внимательно. Молибден, между прочим, сказал Бойко (я привожу подлинные слова): «Стельмах дорог Республике. Но ты этого, очевидно, не уясняешь. Вместо того чтобы ремонтировать его, — ты держишь Павла в духоте Магнитогорска». Бойко в припадке раскаянья вырвал еще два волоска на черепе и, отдав распоряжение о твоей отправке, вылетел с правительственным самолетом в Москву.

Как видишь, они отводят тебя с поля сраженья, шутя и играя. И тут уж никто и ни к чему не придерется… Забота о твоем здоровье! Ничего не поделаешь! Назвался гением — лезь в опекунские пеленки.

— Но это же свинство!

— Что? Забота о твоем здоровье — свинство? Неблагодарный, как ты смеешь так думать об этом!

— Не шути, Нефелин! Мне тяжело сейчас! Подумай, выбыть из строя на месяц, когда именно этот месяц должен решить судьбу работы. Нет. Это нелегко. Сидеть в дурацком городе, не принимать участия в борьбе за самого же себя… Я не понимаю, как ты можешь шутить?!

— Ну, хорошо! Я заплачу!.. Ты похож на ребенка, Павел. Право слово! А что ты думал? Я уже говорил тебе, что им надо отдать справедливость, действуют они умно.

— Но нечестно!

— Ступай скажи им! Они тебе ответят, что честность понятие относительное. Они тебе скажут: все разрешено для блага Республики.

— Благо?

— Ступай убеди их!

— Мне хочется плакать, Нефелин!

— А мне хочется драться! Уезжай! Я буду биться за троих! Да и все мы — ты только посмотрел бы — готовы к самому страшному. Я не ручаюсь, но, может быть, рядом с нами сидят члены нашего клуба и точат ножницы. Они клянутся остричь бороды консерваторов и уже расписываются по этому поводу на пергаменте кровью.

— Ты все шутишь!

— Я весел, Павел! Весел от того, что приводит тебя в печаль. Чудак ты, право!.. Подумай хорошенько: что заставило этих бородачей порхать из Москвы в Магнитогорск? Что побудило их сплавить тебя с поля битвы?

— Ну?.. — с надеждой протянул Павел.

— Сознание бессилия. Ручаюсь головой, что ситуация в Совете ста более благоприятна для нас, чем для консерваторов. Если бы они чувствовали за собой силу, их действия были бы иными. Уезжай, Павел! До сессии еще полтора месяца! А это большой срок для нас. Большинство будет с нами. Вот увидишь!

— Если они не придумают…

— Пускай, пускай! Пусть придумывают все, что им покажется удобным. Мы все равно победим.

— Я начинаю бояться их!

— А, ерунда… Верь мне, что не позже нового года ты будешь трудиться на Луне, открывая банки с консервами. А я… Ну, я буду посылать тебе с Земли воздушные поцелуи… Ну, давай обнимемся на прощанье! В случае чего я буду писать тебе… Прощай, дружище! Будь весел! Поправляйся. А главное — не унывай! Можешь быть уверен, что в любое время дня и ночи твои друзья действуют и за себя, и за тебя, и за ослепительную идею, за старую мечту человека!

* * *

Ободренный и успокоенный немного, Павел вернулся в лечебницу.

В белом вестибюле, залитом светом, он застал Майю, которая стояла в дорожном пальто около распределителя.

Она тянулась к автомату с надписью «Больных один», стараясь повернуть выключатель, но рычажок выключателя был поставлен так высоко, что до него касались только кончики пальцев Майи. Услышав шаги Павла, она повернулась к нему и сердито сказала:

— Безобразие! Установщик, очевидно, сам решил вести регистрацию! Помоги, пожалуйста!

Павел подошел и, протянув руку через голову Майи, поставил в автомате слово: «свободно».

— Так?

— Спасибо! — сказала раскрасневшаяся Майя и протянула Павлу руку:

— Ну… Ты уезжаешь?

— Я ждала тебя! Ты знаешь о последнем решении Бойко?

— Отправиться сегодня? Знаю!

— Ну вот и прекрасно! Я возвращаюсь в Ленинград!.. Желаю тебе поправиться и… Словом, выздоравливай поскорей!

— Спасибо!

Они замолчали. И так стояли, почему-то избегая смотреть в глаза друг другу. Павел чувствовал, что ему нужно что-то сказать, но какое-то странное замешательство вымело из головы все мысли.

Наконец, подавив смущенье, он пробормотал:

— Я… я, знаешь ли… привык к тебе за это время… То есть… ты была очень добра… Да… Очень добра…

Майя вздохнула.

— Мы еще… думаю… встретимся…

— Возможно, — отвернулась Майя.

Павел пожал ее крепкую, узкую руку.

— Ну, конечно встретимся. Ведь мы же ленинградцы.

— Да!..

Майя неестественно закашлялась:

— Ну, что ж… Пойдем!.. Нам пока по пути!

Они вышли на улицу, но тут, вспомнив что-то, Майя вернулась обратно:

— Чуть было не забыла!.. Одну минутку!

Она вернулась с письмом в руках.

— После твоего ухода приходил Молибден. Он просил передать тебе это письмо и вот эту записку.

Павел с недоумением и тайной робостью взял записку и, развернув ее, прочитал:

Дорогой Павло!

Заходил