– Ты удивительная, Кинара, – голос Рроака заставил меня вынырнуть из омута отчаяния. – С каждым твоим поступком, с каждым словом мне все труднее напоминать себе, кто ты. Даже твои глаза, столь непривычные, уже не кажутся чуждыми. С тобой легко забыться.

Плавно поднявшись, Рроак шагнул ко мне.

– Драконы никогда не открываются охотникам. Никогда не приносят их к себе в селение. Не допускают на священные церемонии и – уж точно – к детям. С тобой я пошел против каждого из этих правил. Но есть еще одно, которому мы следуем поколениями.

Рроак остановился возле моего кресла, уперся руками в подлокотники и наклонился так низко, что наши глаза оказались вровень.

– Драконы никогда не показывают слабости. Даже смертельно раненные, мы бьемся на пике ярости, не позволяя врагу увидеть, что сражены.

Я улыбнулась сквозь слезы. Невероятно, настолько мы все-таки похожи! Одинаково гордые, упрямые; одинаково неспособные отступать.

– Но ты, Кинара, заставляешь меня забывать даже об этом правиле.

Голос Рроака изменился: зазвучал ниже, с хрипотцой. И все во мне затрепетало, отзываясь. Взгляд невольно спустился к губам Рроака. Захотелось коснуться их пальцами, может, даже губами. Узнать – какие они? Мягкие? Жесткие? Горячие?

Мои собственные губы вдруг показались ужасно сухими. Я словно давно мучилась жаждой, но лишь теперь это поняла. Посмотрела на Рроака, надеясь, что он поможет – либо объяснит, откуда появилась эта жажда, либо утолит ее, – но замерла, увидев голодный огонь в глубине его глаз.

– Мы тоже не должны показывать слабость, – произнесла я еле слышно. – Но мою ты видишь.

– Вижу. И она пьянит. Только это опасное искушение, Кинара. Мы не можем ему поддаваться. Наш долг – достичь мира между драконами и людьми. Ради этого мы сейчас вместе.

Я не нашла сил ответить – только кивнула. Близость Рроака дурманила. Его запах окружил меня плотным облаком. Защекотал в носу, вместе с воздухом ворвался в тело.

– Я отнесу его наверх, – дыхание Рроака коснулось моих губ, распаляя занявшийся во мне огонь. – Нам всем давно пора отдыхать.

– Конечно.

Рроак подхватил Сайллора, коснулся моего тела. На мгновение замер, будто это прикосновение обожгло его так же сильно, как меня.

– Добрых снов, Кинара, – произнес он, выпрямляясь.

– Добрых снов, Рроак.

Он не уходил. Стоял, легко удерживая Сайллора на руках, и не сводил с меня темного взгляда. Еще секунды три мы боролись – каждый сам с собой, – потом Рроак сжал зубы, развернулся и зашагал к лестнице.

* * *

Утром я проснулась рано, еще до рассвета. Лежала и сквозь тающие сумерки рассматривала Сайллора, спящего на кровати у окна.

Вчера, едва переступив порог, я сначала не поверила глазам. Повернулась к Рроаку, собираясь спросить, откуда в моей комнате вторая кровать, но увидела его улыбку и все поняла. Он распорядился подготовить необходимое еще до церемонии. Почему? Не знаю. Может, догадывался, что Молчун выберет меня, а может, действовал на всякий случай. Чем бы ни руководствовался Рроак, я была ему искренне благодарна.

В Ордене никто не стал бы решать чужие проблемы. Нужна кровать? Поди к хранителю вещей и проси лично. И тащи к себе в комнату тоже сам. У каждого отца, брата или сестры хватает забот, чтобы беспокоиться еще и о чужих. А Рроак побеспокоился.

Сайллор перевернулся, высунул босую ногу из-под одеяла, что-то еле слышно промычал и засопел сладко-сладко. Меня затопило нежностью. Захотелось подойти, поцеловать его спутанные волосы, поправить одеяло… Но я сдержала порыв, опасаясь ненароком разбудить. Под утро сон особенно чуткий.

Тихо выскользнув из постели, я накинула длинный халат и босиком вышла из комнаты. Глянула на дверь в спальню Рроака, попыталась представить, как выглядит он, когда спит. А представив, залилась краской до кончиков ушей. Даже холодные ладони, которые я спешно прижала к щекам, не смогли остудить жар.

В гостиной было темно: не горели ни лампы, ни огонь в камине. Взяв длинную кочергу, я разворошила угли, надеясь выбить из них хоть несколько искр. Но нет. Судя по всему, огонь потух давно. Не страшно – в поленнице еще много дров, а значит, и разжечь новое пламя труда не составит. Недолго думая, я занялась делом.

Когда первые, еще робкие алые языки принялись за сухую кору, в гостиную спустился Рроак. Увидел меня перед камином, скользнул взглядом по разошедшимся полам халата, по моим голым ногам; чему-то тихо усмехнулся.

Я спешно выпрямилась.

– Доброе утро. Прости, что похозяйничала – подумала, будет неплохо, если комната немного прогреется к…

– Тебе не стоит извиняться. Пока ты в Северных Гнездах, это и твой дом тоже.

Я растерялась. Рроак заметил это, но не стал ни пояснять, ни дополнять сказанное. Вместо этого предложил:

– Пошли на кухню. Нужно выяснить, осталось ли там что-нибудь съестное. Если нет, поможешь с завтраком? Или охотницы ножами не владеют?

– Не недооценивай нас, дракон, – я с улыбкой качнула головой. – Мы легко управимся с любой заточенной сталью.

– Вот и выясним, – в тон мне отозвался Рроак.

Мы прошли на кухню. Пока Рроак зажигал лампы, я взяла с печи чайник, наполнила его водой.

– Кто тебе готовит? – Рроак вопросительно изогнул бровь, и я пояснила: – Сам ты редко бываешь дома, да и приходишь всегда усталым. При таком ритме я бы точно не вставала к плите.

– У Гррахары под началом шесть молоденьких девушек, еще не выбравших себе пару. Они и готовят еду для всех, кто не может сделать этого сам.

– То есть для парящих?

– Не только. В Гнездах есть несколько стариков, уже не способных на оборот. Третья жизнь дракона, помнишь? – Я кивнула. – Вот такие старики тоже, за редким исключением, не готовят. А порой случается, какая-нибудь из женщин заболевает, и тогда помощницы Гррахары заботятся о той семье.

– Но зачем это самим девушкам? Или они не могут ослушаться приказа?

Рроак посмотрел на меня с удивлением:

– Никто не заставляет их. Каждая пришла к Гррахаре по доброй воле. От нее они перенимают знания, учатся готовить не только еду, но и лекарственные настойки. Да и помощь своим естественна, разве нет?

Я задумалась. В Ордене нас учат всегда приходить на выручку пострадавшим селениям. Но при этом за каждого убитого дракона нам платят; из императорской казны регулярно отчисляется сумма на содержание охотников. Да и управители городов нередко благодарят нас звонкой монетой. Дети праведных привыкли, что наша помощь стоит немало. А эти девушки, получается, заботятся о своих… бесплатно?

Стыд расплескался в душе, как хмельной взвар в дрожащих руках пьяницы. Почему мы берем деньги у жителей освобожденных селений? Нам ведь платит император. Отправляясь в бой, мы знаем, на что идем и чем рискуем. Это наш выбор. Наша работа. И просить награду сверх того, что уже имеем, мы не должны. Но зачастую просим.