мы немного поговорили о войне. Ульянов был полон странного скептицизма — он не только предсказывал поражение России, он страстно желал этого.

— Превратить войну колониальную в войну гражданскую? Это вряд ли. Дорого будет стоить, — отвечал я на его предсказания. — Теории, это всё правильно, это всё необходимо, но, перефразируя известное высказывание, для победы революции необходимы три фактора: деньги, организация и потрясение. Поражение в войне — это потрясение, да. Но нет сейчас ни организации, готовой реально бороться за власть, ни денег на финансирование революции. Ну, мне так кажется.

— Откуда у вас эти мысли — превратить войну колониальную в войну гражданскую? — спросил Ульянов.

— От Генерала. Он считал, что Большая Война — по-настоящему большая, — способна разрушить Российскую Империю. Если она, Россия, эту войну проиграет. Энгельс был неравнодушен к России. Но война с Японией — не большая, нет. Не думаю.

Мы ещё поговорили о том, о сём, и уже за десертом Ульянов спросил:

— Вы, говоря о делах будущих, что, собственно, имели в виду?

— Фабианское общество хочет, чтобы вы для них писали брошюры. Для начала — о современном положении рабочего класса в России. На пять — шесть тысяч слов. Готово платить сто фунтов за брошюру.

— Фабианцы?

— Они пристально следят за социалистическим движением на континенте вообще и в России в частности.

— Следить, это они могут. Пять тысяч слов… Это…

— Володя напишет, — третья рюмка ликера произвела свое действие. Или сто фунтов. Две с половиной тысячи франков. Год безбедной жизни.

Ульянов нахмурился, вмешательство жены ему не понравилось.

— Если надумаете — посылайте рукопись по этому адресу, — я дал ему карточку с адресом.

— Мои познания в английском языке не настолько хороши, чтобы писать для фабианского общества.

— Разумеется, от вас ждут русский текст. У фабианцев есть отличные переводчики.

Но Ульянов всё ещё сомневался. Не нравились ему фабианцы. Слишком робкие, травоядные. Только отвлекают рабочих от классовой войны.

Но сто фунтов — это сто фунтов. Базис надстройку определит.

За десертом мы уже говорили на мирные темы. Я рассказал о Чехове, о том, что он снял виллу в Сорренто и собирается написать новую пьесу.

— Я слышала, что он совершенно поправился, — сказала Крупская.

— Совершенно, — подтвердил я. — И, между нами, не успел приехать, как завел пассию, итальянскую вдовушку двадцати пяти лет. Графиню.

— Значит, действительно выздоровел, — подытожил Ленин.

На этом ужин завершился. Я проводил супружескую чету до экипажа и, вручив кучеру два франка, велел отвести господ, куда они велят.

Что ж, с Женевой — всё. Ленин обеспечен деньгами и работой, это второе. Надежда Константиновна выпила три рюмки ликера — это первое. Ликер был не простой. Нет, он не вызовет полной перестройки организма, как в случае Чехова. Да и нет в том нужды — в полной перестройке. Но оздоровить — оздоровит. За месяц-другой ликвидирует базедову болезнь, которая только-только делает первые шаги. Сбросит усталость последних лет. Придаст бодрости и сил.

А ума у неё и без того довольно.

Авторское отступление

Советские историки обыкновенно представляли Владимира Ульянова-Ленина необычайно скромным и нетребовательным человеком, чуть ли не аскетом. Правда же состоит в том, что Ленин жил по средствам. А они, средства, практически всю его жизнь были весьма скромными. Так, в описываемый период он получал из партийной кассы небольшое вспомоществование, плюс кое-какие плюшки (никакой уравниловки, с самого начала существовала иерархия: выдающимся партийцам полагалось содержание большее, чем видным, видным — больше чем рядовым, которым часто вообще ничего не полагалось). Еще он зарабатывал редактированием «Искры», получал средства от родственников, от публикаций в легальной прессе и т. п. К чести Владимира Ильича, он никогда не путал партийную кассу с собственной. Правда, и наоборот: личные средства он не торопился тратить на партийные нужды. Характерный пример — газета «Искра». Поначалу она планировалась как прибыльное издание, и отцы-основатели вносили свои средства, кто тысячу рублей, кто две, рассчитывая на дивиденды. У Ленина были личные сбережения (гонорары за книги и проч.), но он их благоразумно оставил при себе. Будучи одним из главных авторов и редакторов, он ограничился жалованием — не очень большим, но позволявшим, во всяком случае, нанимать приходящую прислугу.

Позднее, возглавив правительство революционной России и получив доступ к почти неограниченным средствам, он станет активно пользоваться благами, прежде недоступными. Так, в качестве средства передвижения выберет лучшие автомобили из гаражей государя и великих князей, остановясь в итоге на «Роллс-Ройсе». Но поскольку ездить на царских машинах не комильфо, в 1920 году (гражданская война, повсеместный голод, доходящий в Поволжье до людоедства, и т. п.) он приказывает привезти для себя и приближенных из Великобритании люксовые экземпляры «Серебряного призрака». Надежде Константиновне — тоже, конечно, «Роллс-Ройс». Но в описываемый период Владимира Ульянова из «Искры» выдавили, его позиция в партии после раскола на втором съезда РСДРП пошатнулась, он вышел из состава Совета Партии, сокращает и без того невеликие расходы (отказывается от снимаемого коттеджа и т. п.), словом, он был весьма потрепан и в политическом, и в бытовом плане. И тут ему предлагают тысячу фунтов, более двадцати пяти тысяч франков за уже написанную книгу плюс манят крупными гонорарами в будущем, что переведет Ульяновых в верхушку среднего класса. И он с помолодевшей и поздоровевшей женой отправляется в турпоход по Швейцарии. Нужно отдохнуть, а потом, уже на свежую голову, обдумать на планы на будущее. Интересно, насколько упрочившийся финансовый базис изменит надстройку?

Глава 11

11

15 июня, вторник

Ялта

Возвращаясь в Россию, возвращаешься в прошлое. Буквально.

Из Берлина я выехал двадцать второго июня, задержался в Москве, потом приехал в Севастополь, оттуда — в Ялту, глянь — а на календаре-то пятнадцатое! Сколько, оказывается, времени в запасе! Сколько можно успеть, наверстать, догнать и даже перегнать! Нет, правильно, что Россия придерживается юлианского календаря. Для нашей натуры очень полезно. Плетёмся в двух неделях за Европой, зато можем учесть её ошибки и не вступать туда, куда вступать не нужно.

Эх, если бы и в самом деле так!

Вроде бы и учитываем, но всё равно вступаем. В это самое. И когда Европа из этого самого уже выступит и пойдет отмывать сапоги в каком-нибудь океане, мы всё ещё там, в этом: долг перед союзниками, долг перед союзниками…

С такими союзниками и врагов не нужно!

Но мне-то что? Я здесь по воле Шефа, а он ни разу не русский. Иногда представляется немцем, но, думаю, он из шумер. Нет, из пра-шумер, о которых никто ничего не знает, но которые