У Ведрищенко все вышеописанные недуги были последствием вчерашнего веселья, у нашей героини, в меньшей мере, разумеется – от переживаний, страхов (надо заметить, весьма обоснованных) и дурно проведённой бессонной ночи. Но и той и другому нужно было немедленно брать себя в руки и приступать к своим непосредственным обязанностям, иначе говоря – действовать, действовать и ещё раз действовать.

Анфиса порывисто встала с кровати и, накинув на плечи бледно-сиреневый, напоминающий утреннюю рассветную дымку пеньюар, вышла в коридор и направилась в уборную, дабы привести себя в чувство после первой беспокойно проведённой ночи в безмятежном городе N.

Ведрищенко тоже вышел в коридор, крепко держа в руках алюминиевый тазик, стараясь изо всех сил не растянуться на полу вместе с ним и, увидев вдалеке туманно-прекрасный женский, движущийся в ту же сторону, что и он, силуэт, не выдержал – ноги его подкосились, голова закружилась, и он с грохотом рухнул на пол:

– Конец! Это конец! Говорила мне Любка – допьёшься до белой горячки! И ведь права, права была! Ух, стерва! Убью! – заорал Николай Васильевич – ну истинно труба иерихонская.

Анфиса, испугавшись не на шутку, в один прыжок оказалась в душевой, а Ведрищенко, оставив тазик, рванул на первый этаж за помощью к Кларе Тихоновне.

Спустя полчаса, когда всё объяснилось и начальник энского ГАИ узнал, что в гостинице теперь кроме него будут жить ещё две очень интеллигентные и почтенные дамы, он сначала облегчённо вздохнул, а потом гаркнул:

– Допрыгается у меня Любка! Всё-таки убью её! Клар, вот скажи, зачем она мне кровь портит? Зачем белой горячкой пугает? Я одно тебе скажу, Тихоновна: пил, с малолетства, пью и буду пить, и никакая горячка меня не возьмёт! Так-то! – и он, будто демонстрируя это, запил жёсткий кусок бекона, вставший у него в горле, жидким позавчерашним чаем и отправился выполнять свой служебный долг.

Анфиса тоже позавтракала с компаньонкой, оделась с необыкновенной тщательностью и, велев Люсе сторожить машину, сбежала с гостиничного крыльца, перепрыгнув вторую ступень. Она отправилась на разведку – посмотреть, что это за город N, какие люди в нём живут (в основном её интересовала та часть населения, которая представляет сильный пол), но главное – это приложить все усилия и всё своё обаяние, чтобы завести нужные знакомства – те, которые могли бы помочь ей решить задачу, ради какой она, собственно, и находится здесь, а не в своём уютном и родном магазинчике нижнего женского белья.

Город N ничем не отличался от других маленьких городишек Средней полосы нашей необъятной страны, столь милых сердцу каждого русского человека, как впрочем, и гостиница и энцы – они тоже мало чем отличались от соседних эрцев или, скажем, эмцев. Люди обычно в подобных городах спокойнее, открытее, чем в столице; на здешних улицах вы не увидите сутолоки – граждане передвигаются чинно, с достоинством даже, показывая себя и с неподдельным вниманием рассматривая других; на дорогах тут нет тех умопомрачительных пробок – настоящего бедствия всех крупных городов – в лучшем случае проедет за день по центральной улице машина мэра или прокурора, иной раз кто-нибудь в Энский район заедет по личной надобности. По расписанию курсирует из конца в конец лишь единственный автобус «А», делая три круга в день (после завтрака, обеда и, соответственно, ужина) – больше никакого транспорта в N нет.

Савелий Дмитриевич пару лет назад хотел вплотную заняться строительством энского метро, и даже взялся было за это дело, но ничего не вышло по причине того, что выход второй и конечной станции приходился в аккурат на то место, где располагалась мэрия. Коловратов три месяца ломал голову над тем, целесообразно ли ради строительства метрополитена с двумя станциями разрушать мэрию и, в конце концов, пришёл к выводу, что игра не стоит свеч, успокоился и ограничился тем, что переименовал уже известную читателю гостиницу «Энскую» в отель «Энские чертоги», перекрасив её фасад. А те средства, которые предполагалось потратить на строительство подземки, испарились самым загадочным образом – будто и не было их никогда в городской казне, будто никто никогда и не собирался строить в городе N метро.

Наша героиня с трудом шла по занесённой дороге, которую никто не намеревался чистить, надеясь, что люди сами протопчут её за день – то ли руководство города экономило и дворников нанимать категорически отказывалось, то ли дворники каждый вечер проводили в трактире «Колокольчик» и поутру не в состоянии были убирать снежные заносы – неизвестно. По дороге Анфисе всё больше встречались женщины – полные от спокойной, безмятежной, неторопливой жизни – одни останавливались и смотрели ей вслед с удивлением, другие – с любопытством, третьи с нескрываемой завистью пожирали глазами её норковую светло-коричневую шубку-разлетайку с капюшоном, сшитую из широких пластов, длинные шоколадного цвета замшевые сапожки и модную, небольшую замшевую сумочку под стать сапожкам.

«Такое впечатление, что мужики в городе все вымерли! Один только Ведрищенко остался в живых по недоразумению!» – в отчаянии подумала Анфиса и тут увидела тряпку не первой свежести, что тянулась от одного двухэтажного дома к другому. На тряпке кривыми буквами было написано:

«Мэр поздравляет энцев с днём города!»

Внизу ещё стояла какая-то закорючка – видимо, мэр хотел что-то пожелать горожанам, но места на тряпке не хватило, и он ограничился сухим и ёмким поздравлением. «Интересно, очень интересно», – Распекаева от этого объявления пришла в восторг и скользнула в аптеку. Там женщина лет пятидесяти (хотя кто знает, сколько на самом деле этой даме лет?), грудастая, с узким тазом, невероятно худыми ногами, похожими на верёвки с металлической леской внутри – казалось, они вот-вот запутаются, не выдержат тяжести чрезвычайно мощного её торса, согнутся, и она рухнет на деревянный, выкрашенный в апельсиновый цвет пол, с жаром доказывала молоденькой девушке за прилавком, что она ничегошеньки не ест, а её отчего-то несёт во все стороны, словно на дрожжах:

– Особенно верхнюю часть! – и она вдруг с необычайной злостью принялась щипать себя за плечи, руки, грудь и живот, приговаривая: – Ненавижу весь этот жир! И откуда всё это берётся! Дай мне что-нибудь такое, такое... – мечтательно проговорила она. – Чтобы можно было лопать всё, что душе угодно, и худеть! Есть такое? Есть? – пытала она девицу с длинным тощим хвостом над ухом. – Только, чтоб не химическое, чтоб натуральное!

– Ой, Катерина Андреевна, я даже не знаю, что вам и предложить, – задумалась та. – Если только кору крушины... Вот! – и аптекарша подала ей бледно-зелёную картонную коробочку с фотографией куста, листья которого напоминали вишнёвые, а мелкие, редко разбросанные ягоды – чёрную смородину. – Природного происхождения и недорого.

– А поможет? – недоверчиво спросила Катерина Андреевна.

– Должно.

– Правда ли?

– Ну, по крайней мере, вреда никакого не принесёт – трава, она и есть трава.

– Ох, извините меня, пожалуйста, – вмешалась Анфиса, её чрезвычайно заинтересовала кора крушины, а главное, что употребляя её, можно «лопать» (как выразилась Катерина Андреевна) все, что душе угодно, и не толстеть. – Нельзя ли и мне, голубушка, аннотацию дать? Я хочу поподробнее узнать об этом чудо-препарате!