Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну? – поинтересовался, отвлекаясь, капитан.
– Я с мужиками в Лахте работал… К самой пальбе не успел, правда, но зато снял все еще до прибытия группы из экспертно-криминалистического! Понял? Классно получилось! – Он продемонстрировал лежащую на коленях видеокамеру. – А в эфир пускать не дают!
– Покажешь?
– Ладно уж… – Ясно было, что Баркову хочется похвастаться, и не перед кем-нибудь, а перед самим Владимиром Александровичем, которого он давно и искренне уважал. – Любуйся…
Капитан нагнулся и приник к губчатому раструбу, защищающему крохотный, встроенный в видеокамеру экран.
Не было ни цвета, ни звука, и поэтому все происходящее в бледно-голубом, прорезанном угловатыми значками тайм-кода прямоугольнике казалось нереальным, выхваченным из сюрреалистического фильма о космосе или глубинах океана… Объектив выхватил сначала обочину шоссе, рукав в милицейском ватнике, короткое рыло АКСУ… Затем – наплывом: паутины трещин на стекле, вывороченный колесный диск, овальные дыры от пуль в матовых бортах микроавтобуса. Страшный перекос двери, а в открывшейся, недоступной подсветке темноте салона – нагромождение скрюченных тел, неаккуратно прикрытых чем-то тяжелым и грязным. Наполовину выпавший наружу труп – стриженый затылок, пальцы, сомкнутые на ложе автомата… Тот самый боевик, догадался Виноградов, тот самый, который Воронина… На несколько мгновений экран погас, чтобы дать затем панораму: суета фигур в белых халатах, сполохи патрульных мигалок, кто-то тучный, лысоватый, в плаще с поднятым воротником, дающий категоричные приказы обступившим его людям. Услужливая рука откидывает простыни, которыми прикрыты лица пяти уложенных в ряд мертвецов – первый, второй… Третий – капитан узнал закаменевшее в последней муке лицо Володи Кривцанова… Четвертый… С краю лежал Корзун, он почти не изменился внешне – только черный подтек в уголке рта да непривычно растрепанная прическа.
Запись кончилась.
– Ну как? – Барков откровенно ждал похвалы.
– Профессионально! – Одна часть виноградовского сознания руководила речью, заставляя по достоинству оценивать работу коллеги, а другая еще оставалась там, на краю леса, продолжая анализировать, сопоставлять, просчитывать последствия…
– Еще бы! На телевидении за такой сюжет…
– Ага. Продай его Би-би-си, а на гонорары смотайся к Средиземному морю! – С заднего ряда между приятелями просунулся командир четвертого взвода, голова его нависла над Виноградовским плечом, а могучая пятерня потянулась к камере. – Дай глянуть!
– Пошел ты…
– Товарищи офицеры!
Зал поднялся, зашумел, зашаркал коваными подошвами, постепенно пустея, выдавливая из себя через узкую горловину двери решительных, уверенных в собственных силах и вооруженных до зубов людей и вместе с ними Владимира Александровича.
Определенный по карте периметр был оцеплен надежно и быстро: когда задержавшийся на базе штабной уазик вошел в зону операции, работа уже шла вовсю.
Накатываясь друг на друга, чередовались радиопереговоры:
– «Полета второй – двести двадцать первому! Полета второй – двести двадцать первому!..»
– «На приеме полета второй!»
– «Пришлите ко мне восьмидесятого, тут кое-что по его части…»
– «Понял все, двести двадцать первый… Сейчас сам подъеду!»
– «Полста седьмой, полста седьмой! Отзвонитесь на „Королево“, они вас не слышат!»
– «Внимание! Это восемьдесят восьмой! Указание шестнадцатого: все выезды автотранспорта за территорию – только после согласования с ГАИ! Повторяю: все выезды транспорта из зоны оцепления…»
– «Восемьдесят восьмой! Это двести двадцатый. Мы закончили на основном объекте, какие указания?»
– «Оставайтесь на месте…»
– «Это „Королево“! Восемьдесят восьмому срочно прибыть к шестнадцатому! Восемьдесят восьмому срочно прибыть к шестнадцатому!»
– «Восемьдесят восьмой! Кто вызывал полета пятого?»
– «Внимание! Пятьсот пятому, пятьсот седьмому, двести двадцатому! Срочно прибыть к шестнадцатому, срочно прибыть к шестнадцатому!»
– «Кто говорит, я не понял?»
– «Восемьдесят восьмой говорит, кому там не ясно?»
– «Ясно, выполняем… У полета седьмого проблемы с радиостанцией, пришлите связиста!»
– «На приеме семидесятый… Что с радиостанцией?»
– «Механическое повреждение. Об голову! Восстановлению не подлежит…»
– «Порядок в эфире! Прекратить посторонние разговоры!»
Результаты были впечатляющие: в арендованной у таксопарка ремзоне накрыли мастерскую с тремя наполовину разобранными «девятками» – все машины числились в угоне и вскоре должны были уйти на запчасти.
– Класс! – приговаривал Барков, водя объективом «панасоника» по живописно разбросанным на брезентухе ножам, дубинкам и газовому револьверу, изъятым у бугаев, охранявших подступы к месту преступного промысла. – Класс!
Не зачехляя камеру, он прыгнул к потеснившемуся на сиденье Виноградову, и через считаные минуты они уже осматривали не менее впечатляющую находку: очередную подпольную фабрику по производству и разливу «настоящего азербайджанского коньяка». Урчащие от удовольствия оперативники ОБЭП слонялись среди штабелей пустых бутылок, пересчитывали откатанные на цветном ксероксе наклейки, пересыпали из коробок золотистые кружочки пробочной латуни… Все было налицо: машинки для укупорки, емкости спирта, какие-то вонючие ингредиенты цвета перекипяченного чая. Разумеется, мастерам-виноделам было что терять – именно один из них, темпераментный южанин, попытался не пустить бойцов в цех, повел себя некорректно, в результате чего тяжелая милицейская радиостанция отправилась на списание, а он – в тюремный госпиталь… Да и вид его коллег-земляков не радовал: все мы люди, все человеки, каждый из участников операции хоть раз в жизни да соблазнился, приобретя в ночном ларьке что-нибудь необходимое для дружеского застолья или интимной беседы с дамой, а потом страдал, в лучшем случае отплевываясь и жалея о выброшенных деньгах. Поэтому «виноделам» досталось…
– Капитан! Давай сюда! – По высунувшейся из кабины голове штабного водителя Виноградов понял, что наконец-то поступило сообщение, которого ждали.
– Что там?
– Поехали… Народовольческая, шестнадцать. Обнаружили джип, по документам владелец – какой-то пенсионер, но сыщики говорят, что это машина Чижика, она так по их учетам проходит. Понял?
– Давай жми!
Миновав первый кордон – за широкими спинами автоматчиков двое в штатском колдовали над чем-то в огромном салоне малинового вездехода «чероки», – начальник штаба и Виноградов почти взбежали по грязной бетонной лестнице наверх:
– Здесь?
– Так точно! – Очередной милиционер посторонился, пропуская их к дверному проему.
Офицеры шагнули на свет и затоптались, не решаясь отдалиться от входа, мгновенно осознав свою ненужность и неуместность своего пребывания сейчас в этом месте: на смену одной государственной махине, закованной в металл бронежилетов, вооруженной, сцементированной армейской дисциплиной и почти кастовым кодексом чести, на острие событий выдвинулась другая – очкастая, прокуренная, натасканная для беспощадной охоты, умная и злая сила. Щелкали фотовспышки, что-то бубнил в диктофон заспанный бледный следователь прокуратуры, присевший в неудобной позе парень писал быстрым почерком, заполняя желтоватые страницы протокола… С полдюжины людей, вроде бы и сами по себе, но в действительности выполняя неумолимую волю пославшего их могучего министерства, делали привычную работу: соскребали в пакетики нечто, незаметное глазу, скрипя резиной перчаток, составляли на белоснежной простыне замысловатую мозаику, измеряли, опыляли чем-то бетон…