Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гай развернулся к трубе, из которой его выбросило. Черная дыра в потолке – не дотянуться. Он подождал немного, прислушался. Где-то капала вода. И больше ничего. Никаких звуков.
– Блядь!
Он осторожно поплыл в сторону света, сочащегося с потолка. Зачерпнул рукой и задел что-то мягкое, обволакивающее. Дернулся, обернулся. Замахнулся прутом. На поверхности плавала детская кукла – он задел ее волосы. Запутался в них распухшими пальцами.
– Господи… тварь!
Гай поплыл дальше, стараясь не думать, что под ним мертвецы. Он поджимал ноги, как мог, чтобы не задеть их голов. И все же ему казалось, будто он касался мысками туфель набрякших, полуразложившихся лиц.
– Что за срань? – шептал он сам себе, вспоминая покрытые илом трупы. – Что за срань тут творится, боже?..
Свет был ярким – золотистый призрачный столб, уходящий на глубину. В нем кружились пылинки. А может мошкара. Гаю было все равно. Он вплыл в этот свет, зажмурился, подняв глаза, и сквозь прищуренные веки разглядел в потолке зарешеченное отверстие. Где-то там, высоко-высоко, плыл кругляк желтого света, как будто обмылок солнца в ветреный день. Гай прислушался. Наверху завывал ветер. Буря все еще была в разгаре.
– Тут не выбраться… – прошептал он. – Не выбраться…
Вода была холодной, от нее поднимался пар. Гай почувствовал, как немеют пальцы на ногах. Завертел головой в поисках выхода, задышал быстрее, бултыхнул руками – раз, второй, третий – чтобы согреться.
Это был тупик – огромный резервуар с затхлой водой. Аквариум, полный дохлой рыбы.
– Черт… – Гай болтнул ногами, стараясь разогнать застоявшуюся кровь. Он попытался собраться с мыслями. Оглянулся к трубе, которая привела его в этот заброшенный коллектор. С Антоном что-то стряслось, иначе он бы давно бултыхался рядом, с заложенным носом и дрожащими губами. Этот гребаный бункер был озлоблен и выжжен войной. Все коридоры и двери, столы, кровати и стулья в нем были пропитаны запахом гари. Ненависть чернела, как сажа и вымазаться в ней было проще простого. Не было в этих коридорах милосердия, не было воды очищения, кроме той, в которой сейчас барахтался Гай. Но в ней находилось столько трупного яда, что и она оказалась отравлена ненавистью.
Дальняя часть туннеля была погружена во мрак. Гай подплыл к ней, цепляясь рукой за выступающую падугу. Он все еще сжимал окоченевшими пальцами заржавелый металлический штырь от кровати. Кирпич здесь был таким же скользким и холодным, как и в освещенной части тоннеля. Таким же твердым. И глухим.
– Они не могли… – выдыхая пар, шептал сам себе Гай. – Он должен… куда-то вести… Этот тоннель… они не могли…
Рука соскользнула с кирпича, и он ободрал себе пальцы. Но не ощутил боли, а кровь оказалась еще холоднее, чем вода. Она текла по онемевшим пальцам, по ладони, и он чувствовал, как она обжигает кожу.
Гай вспомнил, как они с Антоном, там, наверху, одуревали от жары. Сидели в служебном седане и боялись приспустить стекла, потому что снаружи было еще жарче, чем внутри. А их рубахи можно было выжимать от пота. А теперь он замерзал под землей, в каком-то заброшенном канализационном коллекторе, один посреди кучи утопленников. И ничего не мог с этим поделать.
Рис с рыбой. И бутылка вина. Он мечтал поужинать всей семьей, уложить детей спать, а после оттрахать свою жену в душе. Схватив за мокрые волосы, прижать к стене и задать ее заднице трепку. Он не хотел умирать тут, в этом грязном тоннеле, не хотел становиться частью этой мертвой воды, не желал отдавать ей свое тепло. И поэтому все еще цеплялся за скользкий от слизи выступ, продвигаясь в темноту.
Резервация выворачивала любого, кто попадал в ее лапы. Как мешок для сбора пыли из допотопного пылесоса. Гай знал это. Все проблемы, которые копились годами в сытой и прекрасной Европе, тут превращались в пыль, которую уносил жаркий ветер. И не оставалось ничего, кроме одной-единственной проблемы. Выжить.
Впереди, в темноте, что-то зашуршало, захлюпало и плюхнулось в воду. Гай остановился, подняв прут над головой.
«Крысы!» – мелькнуло в голове.
Крысы ныряют к телам, и прогрызают в них дыры. Жирные, волосатые твари с черными бусинами глаз. Отъевшиеся в этой смрадной кормушке. Их голые хвосты в воде похожи на змей – вьются тошнотворными кольцами.
Гай затаился. Но все было тихо, и он медленно двинулся дальше. Он понимал, крысы должны были откуда-то приходить. Надеялся, что сможет протиснуться в этот лаз. Он пополз бы среди крыс, лишь бы выбраться из этого места.
И вдруг он замер. Откуда-то из темноты донеслись голоса. Тихие, больше похожие на эхо.
Гай проплыл еще немного, держась за кирпичный выступ, и уткнулся в стену – тут тоннель заканчивался тупиком. Он пошарил руками, но преграда была глухой. Он двинулся вдоль стены, обшаривая кладку на ощупь, и неожиданно его рука провалилась в пустоту. Он потерял падугу, за которую держался и моментально оказался под водой. В холодной темной бездне, вмиг сделавшей его слепым. Гай протянул руки, пытаясь нащупать стену, и уперся ладонями во что-то мягкое. В панике он принялся размахивать руками снова и снова, но куда бы ни ткнулись его ладони, они попадали во что-то мягкое и теплое. Погружались в это, становились этим. И когда он уже принялся задыхаться, вода выбросила его на поверхность, как поплавок и он с кашлем принялся отплевываться и глотать спертый воздух. Это были трупы. Там, внизу. Трупы и крысы. Гай понимал это. Там, под ногами, копошилось нечто, сотканное из живого и мертвого. Какая-то безумная, плотоядная тварь, ставшая этим местом, этой ядовитой водой и прогнившей насквозь тьмой. Гай выбросил руку с прутом вперед, туда, где обнаружил дыру в стене и услышал металлический лязг. Это была труба! И оттуда, из этой трубы доносились чьи-то голоса! Там было спасение, и он вцепился в него, как мог. Вонзил прут в темноту, поперек стенок трубы, как перекладину и подтянулся из последних сил. Вскарабкался по жидкому месиву, покрывавшему трубу, поджал ноги, желая скорее вылезти из ужасной воды. Он лежал в трубе, стараясь
