Королевич осмотрел коня, поправил на нём сбрую, попону, подтянул ремни седла и, взобравшись на Искалибура. приложил руку к виску.

– Ну что же, спасибо за всё!

– Вах, вах, обогодь, боходор! – заволновался «водитель». – А куда такса? Баксай давай, трыцать дирахман!

– Верно, запамятовал я! – спохватился Полисей и, достав мешок с монетами, бросил его в гондолу «тюрбану». – Там ровно тридцать! Можешь не считать!

Не веря на слово благородному королевичу, «тюрбан» высыпал монеты и стал их, пробуя каждую на зуб, пересчитывать.

– Хозяйственный ты! Осмотрительный! – саркастично «похвалил» воздухоплавателя Полисей, несколько оскорблённый его недоверием. – Что? Так и не скажешь, как звать-то тебя величать?

Окончивший считать навар «тюрбан», пропустив мимо ушей последний вопрос королевича, мило улыбнулся тому и поблагодарил за щедрость и честность.

– Рахмут, палаван-боходор! Рахмут! Бакшиш караша! – «тюрбан» добавил парку в шар из приспособленного под агрегат пузатого самовара, и гондола плавно оторвалась от земли.

– Рахмут значит Рахмут, – попробовал королевич «на вкус» «имя» воздухоплавателя. – Странно, но солидно, – дал ему свою оценку и крикнул вслед улетавшему на шаре: – Что же, Рахмут Бакшишкарашев, как говорят у нас при прощании – чао-какао!

– Чаю-какаю! – помахал «тюрбан» в ответ. – Чаю-какаю!

Воздушный шар взмыл ввысь, унеся с собой «Рахмута» и последние деньги королевича, а Полисей, проводив всех их прощальным взором, направил застоявшегося в гондоле Искалибура в сторону видневшегося в тумане города.

Направляясь в сторону какого-никакого культурно-административного центра, пускай и не самой могущественной и богатой провинции, как предполагал Полисей, он с умилением смотрел на высокие крепостные стены и выглядывавшие из-за них фасады дворцов и башен, построенных в модном нынче восточно-викторианском стиле. Единственное, что его настораживало, это отсутствие и намёка на лес, дубраву или, на худой конец, завалящую рощу. Земля вокруг города была утоптана так, что не то что деревца, но и чахлого кустика в поле его внимательного зрения не попадалось.

Наверное, для строительства такого мегаполиса вырубили прилежащую территорию под корень, успокоил сам себя королевич, ещё раз осмотрев дремлющий город, улыбнулся и, потрепав по загривку коня, высказал своё мнение об организации городской охраны и обороны:

– Глянь, Искалибур, на стене ни одного стражника, дрыхнут все, как сурки. Хорошо хоть ворота догадались запереть. Ничего, сейчас мы им тревогу объявим!

Но королевич ошибался в своих наблюдениях. Город давно уже не спал, а настороженно подглядывал за подъезжавшим путником. Бдительная, не в пример нашим обалдуям, охрана обнаружила неизвестного (но нам-то известного) незнакомца, двигавшегося в сторону города ещё на дальних подступах и по команде доложила амир-салутану Далдони-Шарифу. Достопочтенный салутан, узнав о незваном госте, сам поднялся в наблюдательную башню и в подзорную трубу распознал в подъезжавшем одного из многочисленных бомжующих рыцарей: охотников на драконов, вино и женщин лёгкого нрава. Знал Далдони и какую опасность представлял такой вот «гость». Всего от такого можно было ожидать: и кражи, и грабежа, и попытки переворота, и, что самое страшное, какой-нибудь инфекции. И ладно, если чумной он али холерный, а вдруг у него что-нибудь афродическое? Всему гарему кирдык. Да и без этих возможных проблем отношение к левоверным рыцарям у салутана и его подчинённых было, прямо скажем, не дружественное. Напоминали о себе отголоски стародавних бубновых рыцарских походов против пиковых.

Ещё раз посмотрел в подзорную трубу Далдони-Шариф и, разглядев, что непрошеный гость в полном боевом облачении, а значит, без вариантов, с дурными намерениями, отдал команду лучникам на открытие огня.

Полисей только-только затянул песню «Любимый город, можешь спать спокойно» в честь, как он всё ещё ошибочно предполагал, Апчхисбургера (как вы понимаете, после пережитого в безлюдных дебрях для королевича любой встреченный на пути город автоматически становился «любимым»), как с крепостной стены в его сторону устремился смертоносный дождь из свистящих по ветру стрел. Благо многолетняя выучка и сноровка не подвели Полисея и в этот раз. Только он успел выхватить из-за спины щит и прикрыться им, как, спустя мгновение, наружная сторона щита стала похожа на хребет испуганного дикобраза, так кучно воткнулась в него почти сотня стрел.

– Эй! Вы что, обалдели, мужики! – зычно крикнул королевич гостеприимным хозяевам крепости, осторожно выглянув из-за щита. – Вы что, ослепли, я свой, свой, я королевич Полисей – рыцарь-следопыт.

Далдони-Шариф имел неважный слух, потому переспросил своего визиря-толмача, о чём кричит этот «рогатый демон».

– О, великий салутан, он обозвал нас облиделыми мучиками, – «перевёл» бледный толмач салутану сказанное рыцарем. – Грозит, что посли сей битвы ослепит нас и следом будет пытать рысарскими методами!

– Вах! – содрогнулся салутан одновременно от ужаса и от гнева, и во избежание возможного осуществления угроз со стороны пришельца отдал очередное указание: – Катапульты, беглым по врагу огонь!

Тяжёлые булыжники, запущенные с катапульт, перелетели через стену и стали бомбить одинокого, но неимоверно наглого «врага государства». Боевой конь королевича, не понаслышке знавший чечётку, то и дело уворачивался от каменных снарядов, гарцуя перед засевшей в крепости армией салутана.

Только сейчас королевич, немилосердно сотрясаемый резвящимся Искалибуром, рассмотрел выглядывавших из бойниц воинов в разномастных чалмах и халатах и, наконец, догадался, что его занесло потугами воздушного перевозчика «Рахмута» на другой край земли, и что всё это может вылиться в международный скандал. Пытаясь исправить положение дел, Полисей достал носовой платок белого цвета и замахал им, приглашая внезапных противников сесть (встать, лечь – без разницы) «за стол переговоров». Лучше бы он этого не делал. Хотя он же не знал, что у местных жителей символизирует белый цвет.

– Что это значит? – поинтересовался Далдони-Шариф у визиря, который весьма «точно» перевёл первую попытку рыцаря договориться миром. – Зачем он машет куском белой материи?

– О, великий амир-салутан, свет очей наших, этот неугомонный машет нам лоскутом символизирующим белый саван смертного одра, – «расшифровал» действия рыцаря «мудрый» визирь. – Этим он хочет сказать, что искренне желает нам, а в особенности вам, лютой неминуемой смерти, и как только доберётся до нас, то есть до вас, порубит и порвёт всех нас, а вместе с нами и вас, на такие же мелкие лоскуты.

– Вах, какой демон! – ещё пуще содрогнулся амир и уже собрался дать стрекача с места сражения, но не смог протиснуться к лестнице из-за того, что в башню поднялся практически весь его любопытный до всего новенького гарем – поглядеть на бесстрашного левоверного иноземца, бросившего вызов грозной армии салутана. Увидев, что за его «поединком» с рыцарем наблюдают все наложницы и даже несколько гламурных евнухов, салутан взял себя в руки и вернулся на «капитанский мостик».