– Извини, – судорожно усмехнулась Кристина, – нервы ни к черту. Ты бы хотел жить в Америке в начале века? – резко сменила она тему.

– И заниматься контрабандой спиртного? – Рок сделал вид, что ничего не произошло. – Я и так ею занимаюсь. У меня дело к Моргану.

– И кому же ты хочешь продать партию рома? – Кристина облокотилась на спинку дивана, но, как ни пыталась придать своему телу расслабленно-ленивую позу, ее выдавала напряженная шея и подрагивание ноги. – Молчишь? – передернула она плечами. – Ты же знаешь, многие сделки устраиваю лично я, без Моргана.

Рок молчал, глядя на черно-белую фотографию закованной в камень набережной Сены, на снующие лодки и лениво ползущие баркасы. Наконец, не выдержав этой затяжной паузы, Кристина резко поднялась с дивана и, открыв резной шкаф, достала оттуда терракотовую, изрисованную синими и оранжевыми узорами шаль. Укрыв ею плечи, словно в комнате было прохладно, она вернулась на свое место.

– Помнишь, ты подарил мне ее в тот день, когда мы впервые переспали… – вздохнула она и тут же насмешливо улыбнулась, чтобы Рок не мог уличить ее в слабости.

Конечно, он помнил. Он тогда не стал ей говорить, что эту безумно дорогую индийскую шаль он приобрел у самого Моргана, который ввиду того, что не хотел тратиться на нее, не стал показывать ее Кристине. В тот день команда «Вэндженса» удачно сбыла полторы тонны трепанга японским контрабандистам и отправилась праздновать сделку в «Параллель».

– У тебя после меня была куча любовников, Кристи, – гася раздражение – он не любил, когда ему напоминали о прошлом, – сказал Рок, – ты увлеклась тогда каким-то юнгой, я просто не стал тебе мешать. Твоя беда в том, что ты переменчива, как море, и сама порой не знаешь, что хочешь.

– Занятно выслушивать от тебя такую критику! – хмыкнула она. – Я хочу вернуть тебя, Рок, – решительно проговорила она, и меж ее черных бровей залегла на миг упрямая складка.

– Я не вернусь, – посмотрел он на нее исподлобья, – и потом, что это за блажь?

– Я ждала тебя… – она бросила на него призывный взгляд и сразу же отвела его, как только поняла, что он глух к ее призыву.

– Значит, яхту ты мне продавать не хочешь… – Рок хотел увести разговор от опасной темы.

– Если я тебе ее продам, ты совсем забудешь сюда дорогу…

Кристи кокетничала, она как никто знала, сколько контрабандного товара и денег проходит через руки ее постоянного любовника – Моргана. Рокотов давно сотрудничал с изворотливым хозяином кабака и не стал бы отказываться от этого сотрудничества без весомой причины. Таковой не могло стать даже любовное приключение, пережитое Сергеем и Кристиной.

В этот момент в дверь деликатно постучали. Вошла Шаолин, официантка, полукровка. Мать у нее была китаянка, отец – русский моряк, не вернувшийся из плавания. Ее непроницаемо-красивое лицо озарилось заученно-радушной улыбкой. Она постелила на покрытый черным китайским лаком стол красную скатерть и снова вышла, но лишь затем, чтобы внести поднос с едой и саке. Ловкими движениями она поставила на скатерть блюдо с сукияки, миску с разбитым свежим яйцом, кувшинчик с саке и палочки.

– Спасибо, Шаолин, можешь идти, – с высоты своего высокомерия кивнула официантке Кристина. – Я присоединюсь к тебе, – обратилась она к Року, как только Шаолин оставила их одних. – Поедим из одного блюда, ты не возражаешь? Только пить я буду виски.

Она встала с дивана и, достав из изящного секретера початую бутылку «Джека Даниэлза» и стакан, присела к столу.

– Иди сюда, – улыбнулась она как-то уж совсем мягко, словно решила переменить тактику, – мясо остывает. Все как ты любишь: самые лучшие черные грибы, нежная говядина с кровью, тофу, ширатаки… Мирин, белое вино, а соус… У меня настоящий «Киккоман» для сукияки.

Теперь это была коварная искусительница. Такую методу Кристи применяла в тех случаях, когда понимала, что капризами, резкостью и ультиматумом ничего не добьешься.

Она взяла палочками кусочек мяса, обмакнула его во взбитое сырое яйцо и положила в рот, пожевала, сощурилась от удовольствия.

– Прекрасно!

* * *

Подлетевшая к боцману, Дуднику и Деду официантка быстро протерла столик, мило отклячив аккуратную попку, и замерла с выражением шутливой почтительности на гладком пухлощеком лице в ожидании заказа. Она переводила беспокойно-вопрошающий взгляд с Дудки на Червя и на Деда.

– Будем гулять по полной программе? – весело поинтересовалась она.

– Крошка, – боцман поднял на нее глаза, прищуренные из-за поднимавшегося от сигары дыма, – давай для разгона нам по салатику и по бифштексу из оленины, – он приподнял брови, глядя на Деда и Дудку, которые согласно кивнули. – И бутылку водки, пока бутылку… – добавил он и шлепнул официантку ладонью по заду. – Быстренько, крошка.

– Меня зовут Маргарита, – улыбнулась она и даже не покраснела от грубой ласки Череватенко.

– Вот и замечательно, Ритуля, – боцман смерил взглядом ее стройную фигурку. – Чую, сегодня здесь жарко будет! – хохотнул он, рассматривая подвыпивших американцев, которые дергались словно марионетки, совершенно не в такт мелодии.

К ним присоединялись пары и отдельные матросы, все под градусом, краснолицые, чему-то безотчетно улыбающиеся. Вслед за ними на площадку перед сценой вышли несколько девиц легкого поведения. Они смеялись и повизгивали, что-то пели, страшно фальшивя и не обращая никакого внимания на извлекаемый Роджером из рояля музыкальный ритм.

– Кто во что горазд! – качнул головой Дед.

– Скоро от их отглаженной формы, – осклабился боцман, по-прежнему следя за расхлыстанными движениями американских моряков, – останется пшик!

– А Пита тут случайно нет? – Дудник с лукавством посмотрел на боцмана, у которого в кармане лежали часы этого самого Пита.

– Да когда он сюда еще приплывет, конь заморский, – задиристо ухмыльнулся боцман. – А хоть бы и был. Я часы купил, это Магдалена дала промашку, сирена непутевая!

– Скупка краденого, – засмеялся Дудник.

Он натянул бандану до самых бровей и, взглядывая на танцующих исподлобья, был похож на малыша Билли – его глаза горели странным огнем, словно он предчувствовал крупную добычу.

– Ничего не знаю, – отмахнулся боцман. – Смотри, какие кренделя заворачивают!

Американцы – два матроса и офицер – действительно выделывали черт знает что на танцплощадке. Офицер поднимал то одну, то другую ногу, вертел ими в воздухе, потом оседал на дрожащих коленях, исполняя что-то вроде рок-н-ролла. Матросы не отставали. Один из наших матросов, пьяный в стельку, устав вихляться, рухнул под дикий хохот его товарищей на пол, под ноги танцующим, кто-то споткнулся, и вскоре в центре площадки образовалась кучка валяющихся, ревущих и истошно смеющихся людей. Упавшие на пол моряки, в том числе и американцы, хватали девок, ползающих в тщетных попытках подняться, задирали им и без того короткие платья и, подминая под себя, прилюдно щупали. Те пронзительно визжали, отбивались, истерически хохотали, что вызывало у моряков дикий восторг. А когда, не устояв от подсечки, сверху на эту карусель грохнулся толстобрюхий, обритый наголо мужик в рваной тельняшке, с килограммовой цепью на волосатой груди, раздался душераздирающий вопль. Видимо, кого-то хорошо придавило. Его товарищи, мрачного вида бугаи, сидевшие по соседству с командой «Вэндженса», было поднялись. Потом один из них, самый благообразный из сообщества, с усами и бородкой, в бейсболке, махнул рукой.