Мы высадили Джима на самую макушку сфинкса и дали ему длязащиты американский флаг, – потому что тут ведь заграница, – а после сталиудаляться от него на разные расстояния, чтобы, как выразился Том, наблюдатьэффекты, пропорции и перспективы. Ну а Джим, он просто из кожи вон лез,стараясь выдумать всякие немыслимые позы. Лучше всего у него получалось, когдаон стоял на голове и дрыгал ногами, как лягушка. Чем дальше мы отлетали, темДжим становился меньше, а сфинкс больше, пока наконец Джим не превратился вбулавку на соборе, если можно так выразиться. Вот так перспектива выявляетистинные пропорции, объяснил Том, и еще он сказал, что рабы Юлия Цезаря незнали, какой он великий, потому что находились слишком близко от него.

Мы отлетали все дальше и дальше, пока наконец Джима и вовсене стало видно, и тут-то огромная фигура сделалась еще благороднее, чем прежде.Торжественно, молчаливо и одиноко стояла она, окидывая взором всю долину Нила.Все ветхие лачуги и прочая дрянь, разбросанная кругом, совсем исчезли из виду,и вокруг не было ничего, кроме широкого мягкого ковра из желтого бархата, – иэто был песок.

Вот тут-то и надо было остановиться. Так мы и сделали. Сполчаса мы глядели и размышляли, и ни один из нас не говорил ни слова. Когда мывспоминали, что он уже много тысяч лет глядит таким вот манером на долину идумает свои величавые думы, которых и по сей день никто разгадать не может,как-то тихо и торжественно становилось у нас на душе.

Наконец я взял подзорную трубу и увидел, что на бархатномковре копошится несколько маленьких черненьких фигурок, а другие карабкаютсязверю на спину. Потом, гляжу, два или три белых дымка появились. Показал я ихТему, а он и говорит:

– Это жуки. Нет, постой, это… Ой, да ведь это же люди! Точно– люди и лошади. Они втаскивают на спину сфинксу какую-то длинную лестницу.Странно… Теперь они хотят прислонить ее… Смотри, вот опять дымки… Да ведь эторужья! Гек, это они к Джиму подбираются!

Мы дали полный ход и бросились к ним. В мгновение ока мы ужебыли на месте и со свистом свалились в самую гущу. Все кинулись врассыпную, ате, которые карабкались по лестнице за Джимом, выпустили из рук ступеньки иупали. Взмыв наверх, мы увидели, что Джим лежит на самой макушке сфинксовойголовы, еле живой от страха и от криков, – он все время звал нас на помощь. Онвыдерживал осаду очень долго – целую неделю, так он по крайней мере заявил, нона самом деле это ему только показалось, потому что они на него здоровонаседали. Они в него стреляли и осыпали его градом пуль, но никак не могли внего попасть. Когда они убедились, что он ни за что не встанет и что в лежачегопули не попадают, они побежали за лестницей, и тут он понял, что если мы сейчасже не прилетим, то тут ему конец. Том был страшно возмущен и спросил его,почему он не показал им флаг и именем Соединенных Штатов не велел им убиратьсявон. Джим ответил, что он так и поступил, но они на флаг не обратили никакоговнимания. Том заявил, что добьется рассмотрения этого дела в Вашингтоне, идобавил:

– Вот увидите, что им придется извиняться за оскорблениефлага и сверх того возместить убытки, и они еще дешево отделаются.

Джим спросил:

– Что это значит – возместить убытки, масса Том?

– Это значит выложить деньги наличными, вот что.

– А кому эти деньги достанутся, масса Том?

– Нам, а кому же еще?

– А извинение кому?

– Правительству Соединенных Штатов. Или, если нам захочется,то наоборот мы примем извинения, а деньги отдадим правительству.

– А сколько это будет денег, масса Том?

– При таких отягчающих вину обстоятельствах не меньше трехдолларов на брата, а может, и больше.

– Ну, тогда мы лучше деньги возьмем. На что нам ихниеизвинения? Как по-вашему, масса Том? А по-твоему, Гек?

Мы обсудили это дело и решили, что, пожалуй, стоит взятьденьгами. Я еще не слыхал про такие вещи и спросил у Тома, всегда ли страныприносят извинения, если они поступили неправильно.

– Всегда. Во всяком случае, малые страны.

Мы летели потихоньку, рассматривая пирамиды, а потом взмыливверх, опустились на плоскую верхушку самой большой и увидели, что она точнотакая, как рассказывал тот человек в воскресной школе. Пирамида эта была как бысложена из четырех лестниц, которые начинались широкими ступенями внизу и,постепенно сужаясь кверху, сходились в одну точку на верхушке. Но только поэтим лестницам нельзя было лазать, как по настоящим: каждая ступенька былавысотой в человеческий рост, и без чужой помощи на нее ни за что на взберешься.Другие две пирамиды стояли неподалеку, и люди, которые двигались по песку междуними, казались маленькими, как букашки, – так высоко над ними мы находились.

Том чуть не ошалел от радости и изумления, что попал в такуюзнаменитую местность, и мне казалось, что история просто лезет у него изо всехпор. Ему просто не верилось, что он стоит на том самом месте, откуда принцвылетел на бронзовом коне [15]. Он сказал, что это было во времена «Тысячи иодной ночи». Кто-то подарил принцу бронзового коня, у которого на лопатке былшпенек, и он мог сесть верхом и летать по воздуху, как птица, и объехать весьмир, и управлять конем, поворачивая шпенек, и лететь высоко или низко, испускаться на землю везде, где захочет.

Когда он все это рассказал, наступило неловкое молчание –знаете, какое бывает, когда человек окончательно заврался, и вам его жалко, ивы стараетесь как-нибудь переменить тему, чтобы помочь ему выбраться иззатруднительного положения, но не знаете как; а покуда вы раскидывали мозгами:что же делать? это молчание уже наступило и разлилось кругом, и теперь деватьсянекуда. Я смутился, и Джим тоже смутился, и мы оба ни слова вымолвить не могли.Том с минуту сверлил меня сердитым взглядом, а после сказал:

– Ну, говори же, что ты об этом думаешь?

– Том Сойер, ты и сам этому не веришь, – отвечаю я.

– Почему же мне не верить? Что мне мешает?

– А то тебе мешает, что таких вещей быть не может, вот что.

– Почему не может?

– Ты мне сперва скажи, почему может?

– По-моему, этот шар ясно показывает, что такие вещи бывают.

– Почему?

– Почему? Я еще ни разу такого дурака не видывал. Неужели тыне понимаешь, что наш шар и бронзовый конь-это одно и то же, только под разныминазваниями?