Капец. А она лежит. До отбоя!

Рефлексы, вбитые интернатской дисциплиной, сработали мгновенно: книжка отправилась за диванную подушку, девушка вскочила. Однако увидела стоящего в дверях Керро и сказала, запоздало проникаясь обстановкой:

— Блин. Чё ж я так туплю-то…

Мужчина в ответ только чуть зевнул и скинул куртку:

— Чему б толковому вас так в интернате учили.

Айка достала из-за подушки читалку:

— Ага. Как ты сходил? Лучше, чем утром?

— Намного, — ответил рейдер и пояснил: — За наш план нам же ещё и платят. Сверх основной суммы.

— Расскажешь? — спросила девушка, садясь обратно на диван. И сразу перебила сама себя: — Есть будешь?

Керро посмотрел на неё, словно с секундным сомнением.

— Нам… мне платят за обстрел машины, — он усмехнулся, — платят за то, что я собирался делать сам и на свои.

Собеседница удивилась:

— С чего вдруг такая щедрость? И зачем им обстреливать самих себя?

Она даже не заметила, что представители корпоративного сектора стали для нее «ими». Чужаками.

Тем временем Керро снял оружие и завозился с липучками бронежилета.

— Не хочешь услышать ложь, не задавай вопросов, — он скинул броник и плюхнулся в кресло. — Какие-то внутренние интриги. Дело обычное. Обстрел хотят всерьёз. Гарантии, чтоб ничего «такого» не вышло, полчаса обсуждали.

Девушка пожала плечами:

— Ну, раз всерьез… Так ты есть будешь?

Керро зевнул, уже не скрываясь, и с легкой иронией спросил:

— Откуда такая забота?

— Ты устал, весь день где-то ходил. Возможно, голодный, — ответила она, потом замешкалась на мгновенье и поинтересовалась осторожно: — Раздражает?

— Непривычно, — пояснил собеседник.

Айя ответила как-то очень задумчиво:

— Согласна… — и так же задумчиво, глубоко уйдя в какие-то свои мысли, добавила: — Иди в душ. Я пока со здешними запасами разберусь.

На долю секунды повисла тишина. Слишком внезапная и плотная. Керро, снимавший ботинки, отчего-то вдруг застыл, впрочем, мгновенно отвис и продолжил дёргать шнурки.

— Да уж, давно пора, — сказал он. — Дни суетливые вышли.

Затем, словно чуть неуверенно, стянул толстовку, расстегнул ремень, стащил штаны и ушёл в ванную. Пистолеты-пулеметы так и остались висеть на спинке кресла, а куртка с дерринджерами — на крючке.

Будь Айя чуть более сообразительной или чуть менее сосредоточенной на своих мыслях, а может быть, живи она в черном секторе хоть на пару дней дольше, она бы поняла, что сейчас произошло. Керро оставил свое оружие в комнате. Всё оружие.

Но в действительности девушку поразило другое. Она размышляла над тем, как человек, которому чужая забота подозрительна и непривычна, может совершать добро бескорыстно, без всякой причины? Насторожился, когда ему всего лишь предложили поесть, а сам, не моргнув глазом, оставил две тысячи кредов посторонней дурёхе.

Айя размышляла над этим, когда лезла в кладовку, где хранились запасы еды (которая, как вода, электричество, тепло и другие блага, была вписана в общую стоимость номера); размышляла, когда накрывала на стол и раскладывала разогретую еду по тарелкам; размышляла, когда выбрасывала опустевшие консервные банки в мусорное ведро… А потом она, наконец, обратила внимание на оставленное Керро оружие, медленно опустилась на краешек кресла и уставилась на компактную кобуру игольника.

Керро в полотенце вышел из ванной почти через полчаса, и первым делом окинул номер быстрым взглядом, оценивая обстановку и отыскивая глазами Айку. Та сидела возле накрытого стола, по-прежнему очень задумчивая. Рейдер брезгливо сбросил с кресла грязную одежду и сел:

— Звиняй. Не так часто удается помыться.

Девушка подвинула к нему тарелку.

— Ешь.

Она медленно жевала, не чувствуя вкуса еды, и думала — сказать или нет, что прочитала письмо, поинтересоваться или нет, почему он его написал? Вроде бы ответ очевиден — ему не всё равно. Непонятно другое — почему ему не всё равно? В мире, где всем на всё плевать. Почему? Она ж его явно подбешивает. Так почему же, чёрт?!

Нет, не будет она ничего спрашивать. Во всяком случае, не сегодня.

К сожалению, Айя не могла придумать темы для разговора. А Керро, вполне очевидно, не собирался болтать. Поэтому в комнате висела тишина.

В молчании поужинали. Девушка убрала со стола посуду, вымыла её в ванной, а когда вернулась, Керро уже лежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку.

Айя выключила свет и зашуршала одеждой. Что же тревожно-то так? И внутри всё мелко-мелко дрожит. Видимо, бремя доверия тяжелее бремени безразличия.

Стало вдруг одиноко и страшно.

Она села, прислушиваясь к темноте. Спит Керро или нет? Дышит вроде ровно. Девушка отбросила одеяло, поднялась, медленно приблизилась к его кровати и замерла, переминаясь с ноги на ногу. Если он дрыхнет, то, пожалуй, спросонья может, не разобравшись, влепить. А рука у него тяжёлая…

С другой стороны, спать он должен чутко. Привычка же и всё такое. Айя осторожно присела на край кровати.

— Керро, — тихо позвала девушка. — Ты ведь не спишь. Чего тогда затаился?

— Спугнуть боюсь, — рейдер повернулся и притянул её к себе. — Разных видел, но таких зашуганных — никогда.

* * *

В реальной жизни всё не так, как в кино. Вроде бы каждый это знает. Тут нет дублеров, нет возможности сделать монтаж, переснять, выбрать иной ракурс. И пусть Айе хотелось быть по-кинематографичному соблазнительной, она понимала, что на деле окажется неловкой и стеснительной. Да еще эти патлы рыжие, ссадины по телу, синяк на лице…

И, пока она шла свой самый долгий и длинный путь — пять шагов от дивана до кровати, она успела подумать обо всём. И в первую очередь о том, что у воспитанницы восемнадцатого интерната Айи Геллан нет даже крохотного опыта в интимных делах. А что там было за спиной у биоматериала лаборатории «Мариянетти» — оставалось только гадать. Твою ж мать! Она ничего про себя не знала. Поэтому внутренне содрогалась от неизвестности.

Пять шагов. Пять! Конечно, можно было их не делать. Керро ведь ничего не ждал, и она ничего ему не обещала, ни на что не намекала. А возникшего между ними доверия вполне хватало для сотрудничества. Но… почему-то одного лишь сотрудничества Айе теперь не хотелось.

Пять шагов. Пять секунд, когда от страха быть или отвергнутой, или принятой бросало то в жар, то в холод. Впрочем, Айя надеялась, что человек, написавший письмо, которое она сегодня перечитывала, не сможет безо всякой на то причины поступить с ней жестоко. Только эта мысль и помогла сделать последний решающий шаг.