— Представляю. Вполне себе представляю.

— Ей и дела нет, как я буду жить, если работу не найду! Так и заявила — в последний раз деньги даю, и все тут! И вся материнская любовь на этом закончилась! Нормально, да?

— Это нормально, Никит. Зря ты возмущаешься, между прочим. Твоя мать права.

— Да в чем, в чем она права? Что я ей, сыном перестал быть, если у меня теперь диплом в кармане? Раньше был сыном, а сейчас ее материнский инстинкт полностью отключился? Нет, не понимаю… Может, я эгоист до мозга костей, но все равно не понимаю — как так… Обидно же, черт…

— Нет, а как ты хотел? Ты думал, она всю жизнь тебе помогать будет? Как говорится, что это за мать, которая не доведет сына до пенсии?

— Да при чем тут!.. — сердито подскочил на стуле Никита, поперхнувшись чаем. — Я ж не об этом сейчас говорю, ты меня не поняла просто!

— А о чем ты говоришь?

— Ну… Я о том, что не надо так унижать человека… Тем более если этот человек — твой сын. Да я и бы сам не стал больше денег у нее брать… Но зачем так-то?

— Неубедительно, Никита, неубедительно. Ты и впрямь сейчас рассуждаешь, как эгоист, как обиженный маменькин сынок. Ой, какая мамка плохая, денег больше давать не хочет! Никакого ей дела до сыночка нет! Ой, как обидно, аж плакать хочется! Сам-то себя бы послушал…

— Между прочим, мы вместе с тобой на мамкины деньги жили. И я не помню, чтобы ты называла меня маменькиным сынком!

— Так ты и не был маменькиным сынком. Ты был студентом, получающим мизерную стипендию. И мамина помощь тебе была объяснима. А теперь ты должен работать, Никита. Мама права. Я ее понимаю. Вот я на свою мать вообще не обижаюсь, между прочим. А она вообще уехала из страны и ничем мне не помогла за это время, только выписки со сберкнижки просила присылать, куда я деньги от сдачи в аренду ее квартиры складывала, и я их послушно присылала… И ни копейки себе из этих денег не взяла. Но я ведь не обижаюсь, и мысли такой ни разу не возникло! И даже благодарна ей, что она так со мной поступила. Надо быть самостоятельным, Никита, и надеяться только на себя, и все у тебя будет, понятно?

— Понятно. Спасибо за лекцию. А то ведь я ничего такого не знал, ага… Ты мне прям глаза открыла, спасибо!

— Не ерничай. Лучше подумай, кто бы из твоих знакомых помог тебе хорошую работу найти.

— Да каких знакомых! Мои знакомые — те же байкеры… Без гроша в кармане. И знаешь, я тебе еще одну важную вещь скажу… Ты будешь возмущаться, конечно, но дело в том, что… Дело в том, что я не хочу никакой хорошей работы, понятно? Вообще не хочу. Не представляю себе, как это я буду ходить куда-то, сидеть на одном месте с девяти до шести, с тоской глядеть в окно и думать, что несвободен… За окном — свобода, а я вынужден сидеть на одном месте! Да никогда! Это же несчастье, в конце концов, так свою личность гробить. Нет, я так никогда не смогу, самого себя мордой в несчастье сунуть…

— А летать целыми днями на мотоцикле — это большое счастье, по-твоему?

— Да! Это большое счастье! По крайней мере, для меня — точно!

— А вдруг в этом большом счастье очень кушать захоцца? Тогда что? А?

— Если захоцца — найду… В конце концов, научусь минимумом обходиться.

— Минимум — это что? Стакан воды и корочка хлеба?

— Да, если хочешь! Стакан воды и корочка хлеба! Зато останусь верен своим принципам! Свободному человеку много не надо, для него свобода дороже!

— Господи, какие глупости ты говоришь… Детский сад какой-то, ей-богу, вроде взрослый человек… И вообще, обо мне ты подумал, Никит? О том, что и меня как-то кормить надо, ведь я вроде как твоя женщина. И не только кормить, но и одевать, и квартиру ремонтировать пора, в ванной вся плитка осыпалась. Это жизнь, дорогой мой, тут принципы свободы не проканают. Всем приходится рано или поздно поступиться своими принципами. Все работают, зарабатывают и живут, кто-то лучше, кто-то хуже. Неужели ты не понимаешь таких простых вещей, Никита?

— Ну, уж совсем-то идиота не надо из меня делать… Придумаю что-нибудь, не переживай. Сейчас много всяких вариантов есть, когда можно деньги заработать. Другие же зарабатывают и не сидят в неволе от девяти до шести.

— Это как же они зарабатывают? Грабежом, что ли? В бандиты хочешь податься?

— Нет, зачем в бандиты… Можно, например, дело свое открыть, с кем-нибудь на паях, у кого деньги есть… Например, мастерскую по ремонту байков. Или навороты к ним делать, какой-нибудь модный апгрейд… Я знаю, многие готовы за это платить.

— И где ты такого пайщика найдешь, интересно?

— Ну, не знаю… Могу Димычу такую идею подогнать.

— Димыч твой такой же бедный, как ты. Димыч — это не вариант.

— Ну, тогда с Бобом… У него отец при деньгах.

— Так то отец! Если Боб и откроет свою мастерскую, то вместе с отцом, а ты им вовсе не нужен. Зачем отцу рисковать ради тебя?

— Ну да, незачем… Но я найду, с кем открыть. Я просто пока не занимался этим вопросом! Но идея сама по себе интересная, ведь так?

— Нет. Ни фига не интересная.

— Это почему же?

— Да потому же! Потому что нечего в облаках витать, понял? Никакой мастерской по ремонту байков ты не откроешь, это же ясно! А если откроешь, то прогоришь, в долгах останешься! Будешь потом от должников скрываться, как неприкаянный! Что, мало таких примеров? Да ты почитай любую газету, там все написано! Тоже мне, предприниматель хренов, мастерскую по ремонту байков он откроет, надо же!

— Марта, ты чего? Ты почему на меня кричишь?

— Я разве кричу?

— Да, ты кричишь…

— Ну извини, если так. А только, Никит… Давай начистоту, а? Скажи — тебе нравится жить здесь, со мной, правда? Тебе ведь здесь удобнее, чем с матерью, на ее территории?

— Конечно. О чем ты говоришь… Только звучит у тебя это как-то… Ну, грубо, что ли… Будто ты ко мне прицениваешься. Такое чувство, что сейчас начнешь требовать с меня арендную плату за проживание на твоей жилплощади.

— А если начну?

— Ты что, серьезно?!

— Нет, конечно. Но ты тоже меня пойми… Я ведь твоя женщина, правда? Я твоя женщина, а ты мой мужчина. И я хочу смотреть на тебя как на добытчика. И ставить свои условия. А иначе…

— Что? Что иначе? Договаривай!

— Иначе тебе придется уступить место тому, кто захочет быть добытчиком, кто не будет носиться со своими принципами свободы и несвободы, кто пойдет в эту несвободу от девяти до шести, как миленький. Не потому, что он сильно этого хочет, а потому, что у него есть обязанности перед своей женщиной, потому что он, в конце концов, мужчина, а не легкомысленный мальчик-байкер! Ну что ты на меня так смотришь? В чем я не права, скажи?

— Права… Права, конечно. Но это твоя правда, а не моя. И вообще, я не понял, ты меня перед выбором, что ли, ставишь? Или я буду мужчиной с обязанностями, или…