Я представляю винтовые лестницы и потайные ходы, ведущие в секретные комнаты. Какой прекрасный дом для ребенка… Мысль исчезает, как только вспоминаю, что Люси Бретерик никогда не вырастет. Я не могу думать о мертвой Люси, не покрываясь мурашками от страха, и тут же мои мысли перескакивают на Зои с Джейком. Если с ними что-то случится… Заставляю себя думать о Джеральдин. Любила она этот дом или ненавидела?

Просто пройди по дорожке и позвони в дверь.

Дурацкая идея. Я проигрывала ее в голове раз за разом по дороге сюда. Я знала, что должна это сделать. И по-прежнему так думаю, стоя в конце подъездной дорожки и пялясь на Корн-Милл-хаус.

Я должна поговорить с Марком Бретериком – или с человеком, которого видела в новостях. Я должна сделать это просто потому, что должна, и мне все равно, есть ли в этом смысл. Эстер вечно твердит, что я чопорная, но, думаю, на самом деле я ужасно рисковая. Мое благоразумие – просто маска, которую я ношу, поскольку она лучше всего подходит к моей нынешней жизни.

Иду к дому по хрустящему гравию. Ночью прошел дождь, и розовато-серые стены облеплены улитками. Продолжаю убеждать себя, что, последовав импульсивному порыву и встретив то, что ждет меня внутри, я обрету ясность – и все страхи останутся позади.

Я оставила машину в начале дорожки, на безопасном расстоянии от дома. Если имя я выдумать могу, то номер машины – нет. Звоню в дверь, мучительно размышляя, что скажу, но голова отказывается работать. Часть меня не верит в реальность происходящего. Каменные плиты крыльца Корн-Милл-хаус плывут перед глазами, сливаясь в сине-коричнево-горчично-черно-белую мозаику.

Его может не оказаться на месте. Он, должно быть, на работе. Нет, слишком мало времени прошло.

Снова жму на кнопку звонка. Понятия не имею, что делать, если никто не откроет. Ждать, пока он вернется? Он вполне может жить у родственников.

Нет. Он должен быть там. Наверняка сейчас идет к двери.

Но ничего не происходит. Спускаюсь с крыльца, осматриваюсь. Буйный сад расползается во все стороны, вплотную подступая к дому с трех сторон, расчищена лишь сторона с подъездной дорожкой. Слово «сад» подходит мало, это настоящие дикие заросли.

Его тут нет, ведь это не Марк Бретерик, он лжет, и его нет в этом доме.

Чье-то прикосновение к плечу. Теряю равновесие, поворачиваясь, мелькает нечеткое мужское лицо, под ногами что-то неприятно хрустит. Это он, человек, которого я видела по телевизору вчера вечером.

– Простите, я… я раздавила одну из ваших улиток, – лепечу я. – Ну, не ваших, но вы ведь поняли, что я имею в виду…

На нем грязные садовые перчатки, в руке – лопатка. Синяя мятая рубашка с твердым воротничком скорее подошла бы для офиса, сочетание получается странным. Джинсы испачканы – наверное, стоял коленями на земле. Он так близко, что мне приходится прилагать усилия, чтобы не поморщиться. От него несет застарелым потом, словно он не мылся несколько дней. Волосы жирно поблескивают.

Собираюсь пуститься в объяснения, но вдруг замечаю, как странно он на меня смотрит. Словно не в силах поверить, что я стою перед ним… Осознав, в чем дело, чувствую, как подступает тошнота. Почему я не учла такой реакции? Даже не подумала о своем сходстве с Джеральдин… Какая же я идиотка.

– Простите. Для вас это, должно быть, шок. Я знаю, что очень похожа на вашу жену. Я тоже была потрясена, когда увидела ее в новостях… Поэтому я и здесь… вроде как. Я надеюсь…

– Вы знали Джеральдин? – Он придвигается ближе, его глаза буквально вспарывают мне кожу. Но я его почему-то не боюсь, совсем. Если кто и напуган, так это он. – Почему… почему вы так на нее похожи? Вы…

– Я не имею к ней никакого отношения. Я ее совершенно не знаю. Это случайное сходство. И на самом деле я здесь по другой причине.

И зачем я это сказала?

– Вы так на нее похожи. Так похожи…

Он понятия не имеет, кто я. Значит, это не он преследовал меня в красной «альфа ромео», не он вчера толкнул меня под автобус.

– С вами все в порядке? – Он уже без перчаток, лопатка валяется на земле. Я этого даже не заметила.

Осознаю, что стою безмолвным каменным истуканом.

– Как вас зовут? – спрашиваю я. – В новостях сказали, что вас зовут Марк Бретерик.

– Что вы имеете в виду?

– Вы Марк Бретерик?

– Да. – Он по-прежнему не сводит с меня глаз. Как будто в трансе.

Что мне теперь сказать? Что я ему не верю? Что требую доказательств?

– Могу я зайти? Нам нужно поговорить. Это все довольно запутано.

– Вы так похожи на Джеральдин… Просто невероятно.

Он не двигается с места. Проходит пять секунд. Шесть, семь, восемь. Если я не сделаю первый шаг, он простоит здесь, изучая мое лицо, до вечера.

– Что с вами случилось? – он указывает на ссадины у меня на щеке.

– Давайте зайдем внутрь, – предлагаю я. – Где у вас ключ?

Странно, но мне не кажется, что я веду себя нахально, я даже неловкости не чувствую. На данный момент его не интересует ничего, кроме моего лица.

Он шарит по карманам и протягивает мне ключ.

Я отпираю дверь и захожу в просторный темный холл, в высоту он почти такой же, как в ширину, полированный паркет, обшитые деревом стены. Потолок покрыт зернистой голубоватой штукатуркой, а из-за закрывающей окна зелени в доме темно, как под землей. Вспыхивает низко висящая люстра, но это мало что меняет. Точно темные стены и пол высасывают свет.

В камине потрескивают большие поленья, хотя сейчас август. Но в холле все равно темно и холодно. В центре, прямо перед камином, стоят два антикварных кресла – изящные, в форме буквы S, повторяющие изгибы спины, они обиты кремовым шелком. Справа от меня лестница с цельными деревянными перилами. Восемь крутых ступеней ведут к маленькой квадратной площадке, от которой вправо и влево расходятся пролеты. Вместо одного из окон – эркер с широким подоконником, заваленным бордовыми бархатными подушечками. Позади – большой аквариум и диван.

Марк Бретерик – ну а как еще мне его называть? – идет к камину и садится в одно из кресел.

Опускаюсь в соседнее кресло. На меня он больше не смотрит, взгляд его устремлен на мерцающие угли. По ближайшему окну стекает капля воды – как одинокая слеза.

– Холодно, – замечает он. – Старые развалины. Эта комната всегда ледяная.

– Сегодня прохладней, чем вчера. Вчера было душно, – подхватываю бессмысленную беседу, чтобы как-то снять неловкость.

– Так его называла Джеральдин – старые развалины. Мы отремонтировали спальню и ванные, когда въехали, и все. Джеральдин сказала, что остальное может подождать.

– У вас прекрасный дом.

– Она говорила, время еще будет. Каждая ванная обошлась мне в тридцать тысяч фунтов. Джеральдин думала, это самые важные комнаты в доме. Пришлось поверить ей на слово. Я-то никогда не бывал дома.