мера полезности монархического абсолютизма, и, несмотря на многое присущее ему дурное, он сумел провести в жизнь и кое-что хорошее. С точки зрения разложившихся состояний, это уже кое-что значило. Кодификации вроде прусской вышли если не хорошими, то все же лучшими, чем они смогли бы выйти где-нибудь при парламентарных состояниях.

Но парламентаризм, который сменил уже истлевший абсолютизм, снова вернул юнкерству нечто из прежней его политической самостоятельности не только потому, что были созданы палаты господ и магнатов, но и потому, что эти господа сумели приобрести силу и значение в палатах общин. Несомненно, что при каком-нибудь Фридрихе II безобразия хлебных пошлин и иные подобные же способы несправедливого угнетения народа были бы невозможной вещью.

Однако недалеко время, когда такой парламентаризм будет постигнут своей судьбой. Он явился в мир наполовину сгнившим и после короткой фазы сгнил почти окончательно, В России он будет по-настоящему похоронен, если предположить, что он вообще там добьется чего-нибудь такого, что можно будет назвать существованием.

5. Нельзя предвидеть форм, которые получат силу в будущем, и ни в каком случае нельзя наперед определить их в подробностях. Но при уничтожении еврейского режима уже меньше будут иметь дело с формами, нежели с материалом и содержанием. И не следует здесь держаться никаких шаблонов. Нужно, скорее, держаться индивидуумов и их личных качеств. Где встречаются с испытанными качествами, соединимыми с социальным порядком и пользой, там, конечно, нужно остерегаться исключать их из нормальных общественных связей. Общие расовые и национальные признаки сами по себе еще недостаточны для оправдания последних и решительных общих мер при налаживании культурных отношений. Для особенных случаев нельзя утверждать наперед, что там не будет иметь места что-нибудь вроде антиэгоизма, по крайней мере искусственно привитого. Практическое регулирование будет, конечно, оперировать обязательными общими мерами, но всегда должно будет справедливо взвешивать отдельные, особые случаи лучшего рода. Было бы поверхностно и вместе с тем глупо в каком бы то ни было направлении стараться обойтись исключительно только понятиями рода и вида. При этом осталась бы без внимания наиболее высокая вершина действительности, т. е. самая специальная её форма – индивидуум.

Понятно, что среди неприемлемых качеств нужно принять в расчет не только барышничество, обман и т. п., но прежде всего наглость и узурпаторство. Ведь главный вред еврейского режима и состоит в узурпации, при помощи которой наглая раса укрепилась во всех пазах общества и государства. Всякие иные узурпации более сносны; даже средневековая узурпация со стороны юнкерства и попов была сравнительно меньшим злом. Будущий узурпатор, но такой, который очистил бы общество от еврейской узурпации, не был бы, конечно, политическим и социальным совершенством; однако при всем неприятном, что неотделимо от подобной роли, он был бы все же счастьем.

Мир должен снова прийти к тому, чтобы скромность в смысле соблюдения справедливой меры в поведении и верность долгу образовали общепризнанные нормы, принципиально и настойчиво проводимые в жизнь. Но именно прямо наперекор этому работает еврейский режим. Наглое попрание права и долга – элемент, посредством которого евреи достигают своих успехов. Они стараются превратить в развалины все стороны общественной жизни, как духовные, так и внешние. Они деморализуют массы и национальные литературы. Они опозоривают науку своими подделками, пронырствами и ложью. Они еще больше развращают политику, уже и без того развращенную. Они пускают в ход происки при выборах в массах и влияния еврейской и дружественной евреям камарильи при монархических и президентских, так сказать, дворах. Их ничем неотвратимая, никаким родом действительного в иных случаях оружия неотразимая навязчивость, к сожалению, оказывает их агитации в самом деле значительные услуги. Это обстоятельство надо поставить на счет тем, кто позволяет нахальству увлечь себя и обмануть наглым внушением или бесстыдной лестью.

Следовательно, не только в грубо-материальном, но и в духовном смысле дело идет о том, чтобы спасти мир от иудейской расы. С позором тысячелетия, даже двух уже тысячелетий, должно быть покончено, и должно установиться более опрятное человеческое состояние. Однако должно пройти еще несколько времени, прежде чем мир вообще познает, что за инфекцию он напустил на себя вместе с еврейским народцем.

И не только от числа евреев зависит степень испорченности еврейского режима. Во Франции, где статистика евреев очень предусмотрительно устранена евреями, имеется, быть может, едва несколько сотен тысяч тех, кто выполняет узурпацию над целой великою нацией. Россию же подстерегает полдюжины миллионов, т. е. круглым счетом двадцатая часть всего населения государства, и жадно ловит удобный случай, чтобы свить себе гнездо всюду в государстве и в обществе и выжить из гнезд птенцов туземной национальности. И если во Франции уже сравнительно малое количество евреев установило свой режим, чего же нужно ожидать России, если дела пойдут там тем же ходом.

Еврейское варварство есть наихудшее из всех варварств. И потому если бы не оставалось иного выхода, кроме антиварварского, то пришлось бы, по необходимости, прибегнуть к отрицательному антиварварству, чтобы избавиться от положительного варварства. Русская почва была бы для такой цели наилучшей и наиболее приспособленной для первого эксперимента. Раз там с культурой, как с культурой евреев, дело на лад не идет, то решающей может стать дикость, и притом дикость антиеврейская; по крайней мере она может испробовать свою силу против этого зла. Уж лучше справедливая свирепость, чем несправедливая по отношению к евреям смиренность, всегда полная вреда! Русским поэтому рекомендуется, в случае нужды, когда иного выхода не останется, без стеснений действовать по своей манере. Если они стравят самих руководителей травли, погубят и уничтожат самих бессовестных губителей народа, то это будет лишь справедливой Немезидой. Чего ведь только не вносила история в отношения между народами! Почему же именно в стране, где до сих пор сколько-нибудь поддерживал порядок только кнут, к еврейской узурпации нужно подступаться в лайковых перчатках? Там, как можно предусмотреть, получится ответ и на вопрос, как вообще эмансипировать земной шар от еврейской расы и сделать его обитаемым для подлинных людей.

Нет уже теперь области, на которую не простирался бы еврейский режим. Если взглянем на правительства и государство, то не только одни финансы окажутся в решительной зависимости от евреев. И на всякие иные мыслимые посты и позиции продвинуты еврейские люди, будут ли это крещеные и некрещеные евреи или же готовые к услугам евреев друзья их, все равно. Прямо чудовищно, до какой степени доходит это политическое хозяйничанье евреев в государстве. Даже в военном сословии, не исключая и менее развитых государств, офицерские посты не остались свободными от крещеного еврейства. В странах же, развитых в либеральном направлении, вроде Франции, Дрейфусы в буквальном смысле слова и по именам даже, считаются между