Другая особенность депрессии похожа на туннельное зрение. Человеческий мозг склонен видеть то, что ожидает увидеть: большую часть информации от органов чувств он просто отсеивает, чтобы создать понятный нарратив. Психоделики порой вызывают галлюцинации именно потому, что такой фильтр полностью отключается; возможно, некоторые видят нематериальных существ по той причине, что их мозг не отсеивает эту информацию, как у большинства людей. Фильтры, которые меняют наше зрение в период депрессии, не позволяют замечать красоту и радость в окружающем мире. Нимуэ Браун описывает подобный опыт: «Что касается общения с природой – я обычно перемещаюсь на своих двоих, поэтому, если не больна, за день хоть раз отправляюсь на прогулку по тем или иным причинам. До города идти примерно двадцать минут – есть разные маршруты, и по пути я обычно вижу много дикой природы. Когда я в депрессии, я замечаю меньше, чувствую все по-другому, не так внимательна и не так открыта, поэтому могу не заметить пролетающего над головой канюка или яркое оперение зимородка. Депрессия ослабляет мое внимание и замыкает на себе».

Такое туннельное зрение мне очень знакомо, и боюсь, что здесь я не одинок. Во время депрессии легко может показаться, что каждое мгновение жизни – лишь боль и страдания, но это не обязательно правда. В следующей части книги я рекомендую отслеживать настроение. Каждый, кто возьмет на себя труд ответственно вести дневник настроения на протяжении дня, обнаружит, что моменты счастья случаются, но мы тут же о них забываем. Люди, которым мир кажется поблекшим и лишенным красок, просто видят его по-другому, как и люди, подобные Нимуэ Браун, которые замечают меньше радости и жизни в природе, чем обычно. Мир не изменился ни на йоту, но из-за смещения фокуса испаряется наша способность замечать и удерживать в памяти многие яркие переживания.

Кортни Вебер «сильно травили в школе с третьего класса по девятый»: она вспоминает, что «не было ни одного места, где ее оставили бы в покое». Когда она жаловалась на травлю, то иногда получала поддержку, но иногда ее обвиняли в том, что она незаслуженно привлекает к себе внимание. Она также вспоминает, что «мой отец проявлял свою любовь, потешаясь надо мной – он издевался, когда я говорила, что люди надо мной смеются». В результате она приспособилась: «Я предпочла безопасный путь и выбирала то, что нравилось другим». Иными словами, она надела защитный окрас, чтобы быть незаметной для окружающих.

Стать мишенью травли – особенно эффективный способ распрощаться с теми защитными механизмами, которые у вас еще были, ведь дело не только в издевательствах, не так ли? Люди, к которым вы пытаетесь обратиться за помощью, в ответ выражают только беспокойство, потому что никому еще не удалось найти надежный способ прекратить травлю. Возможно, иногда помогает открытое насилие, но есть учесть, что буллинг это и есть форма насилия, все может стать только хуже. Если травли недостаточно, чтобы заставить человека почувствовать себя одиноким и изолированным от сообщества, отсутствие поддержки доделает дело. Депрессия заставляет отдаляться от других людей, а буллинг создает для этого идеальную среду.

«Депрессия – настоящая эпидемия, – утверждает Вебер. – Я не знаю ни одного человека, который в своей жизни бы с ней не столкнулся. Не уверена, почему она возникает – из-за того, что мы отдалились от природы или лишились чувства взаимной поддержки и понимания. Мы не пантеры и не можем жить в одиночку. Мы волки – стайные животные». Одна из причин эпидемии может заключаться в том, что изоляция делает нас уязвимыми к депрессии, а депрессия заставляет стремиться к изоляции; так возникает темный конус силы, который сковывает нас и укрепляет депрессию.

Одна из реакций – токсичная позитивность, которая может быть очень болезненной. Это идея, что нужно всеми силами поддерживать позитивный настрой, потому что никто ничего не хочет знать о чужих страданиях. Вебер считает, что важно бросить вызов этой идее. «Одно дело – зацикливаться на негативе, и совсем другое – признавать его существование».

Иво Домингез-младший многое может рассказать о проблемах, связанных с убежденностью, что «у всего есть своя причина». Он говорит, что это убеждение сопровождается стремлением обнаружить какой-то урок, высший план или скрытые силы, которые по какой-то неясной причине поставили препятствие на нашем пути. Если вы поверите в это, то попытаетесь найти в страданиях какой-то смысл, тогда как прежде всего вам следовало бы их избегать». Если у вас достаточно информации, всегда можно составить полную картину причинно-следственных связей, но «знание причин – это не то же самое, что наличие фактической цели. Идея в том, что события подчиняются какой-то скрытой цели. Но не существует четких, прямых и простых ответов на этот вопрос: если вы попытаетесь их обнаружить, возможно, испытаете боль. Если вы предполагаете, что все происходит с какой-то целью, то, скорее всего, начнете винить себя или других. Люди могут создавать собственные цели, но это не значит, что они служат какой-то цели, или что она была предначертана свыше, в чем люди иногда себя убеждают – и попадаются в ловушку. Так вы тратите часть своей воли и магической силы на поддержание внешних обстоятельств».

Я попал именно в эту ловушку. Я твердо убежден, что мои жалобы могут ухудшить ситуацию, потому что с раннего детства усвоил: то, о чем человек беспокоится, обычно сбывается. Это ошибочное мнение; например, мои родители не воплощали в жизнь проблемы своими тревогами – они полагались на опыт, чтобы избежать ненужных трудностей. Я с удовольствием выслушиваю рассказы о чужих проблемах и переживаниях, но тут же замолкаю, когда спрашивают о моих. Со временем я надеюсь избавиться от этой дурной привычки.

Мысль о том, что депрессия станет вашим спутником на всю жизнь, может показаться подавляющей или пугающей, но именно такого негативного настроя можно ожидать, если смотреть на мир через призму депрессии.

«С этим состоянием можно справиться, но я удивлюсь, если однажды избавлюсь от него целиком, – говорит Сара В. – Когда мне было за двадцать, я целыми месяцами увязала в унынии, не могла даже приступить к духовной работе и еле справлялась с повседневными делами. С годами интенсивность этого состояния осталась такой же, но вот продолжительность уменьшилась очень сильно. Периоды депрессии стали намного короче, но при этом кажутся такими же тяжелыми, как и всегда. Иногда я очень быстро опускаюсь на самое дно. Попытки бороться с этим состоянием мне не помогают – так же как буддист не пытается остановить мысли [во время медитации], он просто осознает их и отпускает. Борьба только подпитывает, продлевает это состояние. Мне нужно его принять, разрешить себе на день или два погрузиться в него, полностью прочувствовать, – а затем оно проходит само по себе».

После пятидесяти я изменил отношение к депрессии: вместо того чтобы игнорировать ее или пытаться предотвратить, я стремлюсь обнаружить и признать ее как можно скорее. В юности я тоже мог надолго увязнуть в депрессии, а со временем ее периоды стали короче. Цель, к которой я теперь стремлюсь, – надежная система раннего предупреждения. Если мне удастся не превышать допустимый уровень стресса, у меня больше шансов избежать депрессии. Самое сложное – научиться распознавать, что заставляет меня испытывать стресс, и именно поэтому я стремлюсь к развитию осознанности. Это длинное и непростое путешествие, и проходит оно гораздо медленнее, чем хотелось бы. Думаю, люди, более опытные в медитации и других навыках осознанности, смогли бы достичь тех же результатов за гораздо меньшее время.