болтать. — Пушка снова вытащил пистолет из кобуры. — Я отдаю тебе приказы, если ты вдруг не до конца понял природу наших отношений.

Карабкаясь по шаткой лестнице, Элвер почувствовал под рукой что-то липкое. В машинариуме протечки масла были обычным делом, поэтому он понял, что по лестнице течет кровь, только когда, утерев пот с лица, поднес ладонь к лицу.

— Тут кровь! — воскликнул он, показывая спутнику пятерню.

— Не останавливайся, — велел Пушка.

Помощник рулевого поднял взгляд. Теперь, зная, что искать, он видел кровавые потеки повсюду. Ржавую сталь покрывали темно-бурые пятна. Чем выше они поднимались, тем больше становилось пятен. Теперь каждый раз, когда он хватался за перекладину, его руки скользили по густой красной жиже, несмотря на все попытки отыскать сухие участки. Это слегка нервировало его, но куда больше беспокоил вопрос о происхождении всей этой крови.

Когда Элвер наконец взобрался на платформу в верхней части отсека, у него появилось жгучее, нестерпимое желание извергнуть содержимое желудка.

В центре платформы у опорной колонны обнаружились первый, второй и третий пассажиры. Элвер глянул на них мельком, но и этого оказалось достаточно, чтобы жуткая картина навсегда отпечаталась в памяти.

Глядя на останки семьи из трех человек — невысокого ранга чиновника с женой и дочерью-подростком, нельзя было с уверенностью сказать, кто здесь кто. Два тела обвисли, привязанные за лодыжки и запястья к центральной колонне полосами мятого металла. Кто-то сорвал с них всю одежду и кожу. Их челюсти сильно свешивались почти до груди, демонстрируя широко распахнутые безъязыкие рты. Пустые окровавленные глазницы слепо смотрели на третьего пассажира распятого напротив на кресте из скрученных железных прутьев. Он тоже был освежеван. Нижняя челюсть несчастного оказалась аккуратно извлечена так, что язык свисал до самой шеи. Эта сцена и тошнотворный запах, царивший на платформе, преследовали Элвера еще много дней. Но наибольший ужас в него вселила одна небольшая, но важная деталь: глаза распятого пассажира, лишенные век в процессе свежевания, так и остались в черепе. Подмастерье догадался, что это, скорее всего, отец семейства, которого заставили смотреть, как умирают его близкие.

Пушка, вскарабкавшись на платформу, рассматривал сцену с мрачным любопытством.

— Он и правда безумен, — заметил он.

— Да, никто в своем уме такого не сотворил бы, — согласился Элвер.

— Почему же, — произнес воин. — Я видел, как делают нечто подобное и даже худшее ради выживания Империума. Безумие кроется не в содеянном, а в его причине. Эту резню устроили просто так. Без какой-либо цели. Чудовищные поступки можно оправдать, если цель праведна. В противном случае это только чудовищные поступки.

— Значит, ты тоже чудовище.

Пушка смерил дрожащего Элвера взглядом:

— Не такое жуткое, как то, на которое я охочусь. Конрад Керз, восьмой примарх, был любимым оружием Императора, когда требовалось вселить ужас в сердца врагов. — Он, похоже, восхищался этим мифическим созданием, чье имя произносил с глубоким уважением.

— И ты на него охотишься? — спросил Элвер, бросая осторожный взгляд на собеседника и одновременно стараясь избежать кошмарного зрелища за его спиной. — Серьезно?

— Он тоже на нас охотится, — признался четвертый пассажир. — И в итоге настигнет и убьет. Но тебе не стоит об этом думать. Я застрелю тебя сразу, как только задача будет выполнена, и избавлю от подобных страданий.

— Спасибо, — тихо произнес Элвер. — Ты в силах справиться с ним?

— Нет, — ответил Пушка. — Его убьют другие. Но сначала им придется его найти. Я уже много лет прочесываю эти задворки космоса так же, как и множество моих товарищей по ремеслу. Мы постепенно расширяем зону поиска вокруг старого логова его легиона на Тсагуальсе. Там есть недостроенная крепость. Но он мог оказаться где угодно. С точки зрения теории вероятности, шансы найти Керза были весьма незначительны, но Вселенная работает несколько иначе. Это слишком важное дело, чтобы оставлять его незаконченным, и для меня честь быть тем, кто отыскал добычу. Я умру, зная, что правосудие Императора в конце концов его настигнет.

— Но это мы нашли его, — произнес подмастерье. Замечание прозвучало несколько не к месту, но промолчать он не сумел.

— Правда? — рассмеялся Пушка. — Однако только после того, как я немного подкрутил сенсориум корабля. Это я привел вас сюда.

— То есть ты виноват во всем этом?! — воскликнул Элвер.

Его опять затрясло и затошнило.

— Я виноват в том, что ваши бестолковые жизни в итоге послужили высшей цели — выживанию рода человеческого.

— Я не собираюсь тебя за это благодарить.

— А я и не ждал благодарности, — ответил Пушка. — Пойдем. Судя по тому, что ты говорил раньше, нам надо пройти мимо этого безобразия.

Воин с невероятной силой поднял Элвера на ноги.

— Они уже мертвы. Их муки закончились. Они не смогут тебе ни помочь, ни навредить.

Снова взглянув на жуткую сцену, подмастерье задрожал, словно в конвульсиях. Он злился на Пушку за то, что воин взялся его успокаивать. Элвер был хартистом, а не каким-то там суеверным планетником и не боялся мертвецов.

Его путало существо, убившее всех этих людей.

8. НОЧНОЙ ПРИЗРАК

Пушка положил пять сфер в служебном шлюзе.

Ржавая и потрепанная камера была совсем крохотной — в ней с трудом уместился бы один человек в скафандре. Сквозь иллюминатор из бронестекла, помутневший от множества столкновений с микрочастицами, тускло светили звезды. У Элвера возникло желание оттолкнуть Пушку в сторону и выскочить наружу, в безмятежную пустоту за бортом. Так он обеспечил бы себе быструю и чистую смерть на собственных условиях.

Но желание так и не исполнилось. Он даже не шевельнулся. Элвер не мог покончить с собой. Оставался вопрос: это делало его трусом или храбрецом?

Устройства, которые Пушка разложил в ветхом шлюзе, выглядели как реликвии из другого мира: гладкие черные сферы с серебристой канавкой, рассекающей их по диаметру. Каждая из них размером не превышала детский кулачок. Воин открыл очередную сумку на поясе и извлек шестую сферу из защитной упаковки.

— Пси-маячки, — пояснил он, резким движением поворачивая половинки в противоположных направлениях.

Внутри устройства что-то хрустнуло, и тошнотворное ощущение, созданное предыдущими пятью, усилилось.