и подкупая вербовщиков, чтобы выдать отребье за первоклассных новичков. Твою великую мечту погубили деньги. Все было предопределено. Скоро крики брата, убитого братом, которые я слышал, пробуждаясь ото сна, сменятся видениями конца, в которых твой драгоценный Хорус оборачивается против тебя и оплевывает все, что ты создал. Твоя гордыня, отец, отозвалась во времени достаточно громким эхом, чтобы вразумить меня, но все же недостаточно, чтобы пробудить остальных. А ведь я говорил правду. Пытался рассказать все Фулгриму. Предупредить Дорна. Но меня лишь вновь дружно окрестили чудовищем.

Взгляд примарха расфокусировался, и Керз надолго замолчал. Его челюсть двигалась из стороны в сторону. Гнилые зубы скрипели и терлись друг о друга так сильно, что вскоре начали шататься, а по подбородку примарха потекла струйка розовой слюны.

Конрад ничего не замечал.

— Я какое-то время держал питомца, — ни с того ни с сего сказал он.

7. ЧЕТВЕРТЫЙ ПАССАЖИР

Поначалу коридоры озаряли вспышки от выстрелов. Доносились хлопки, когда спертый воздух перегревался от слабых лазерных лучей. Беглеца обнаружили и начали погоню — раздались радостные вопли, полные предвкушения победы. Так продолжалось недолго. Вскоре на смену всему этому пришли крики, которые, в свою очередь, превратились в долгие напряженные моменты тишины. Безмолвие нарушалось лишь в те мгновения, когда существо добиралось до очередного члена поредевшей команды «Шелдруна». Когда исход противостояния оказался понятен, немногочисленные выжившие решили прикинуться мертвыми в безумной, ничем не подкрепленной надежде, что чудовище их не найдет.

Прошло уже несколько дней с тех пор, как по коридорам разнеслись булькающие стоны последней жертвы примарха. Элвер подозревал, что, кроме него самого, мало кто уцелел, — если вообще кто-то уцелел. Подмастерье сидел в одной из множества вентиляционных труб в отсеке, максимально удаленном от главных палуб. Опустошая металлическую банку с какой-то баландой из сухпайка, он размышлял над причудами судьбы: сейчас он был жив благодаря тому, что еще мальчишкой изучил все темные закоулки на корабле, прячась от вспышек неконтролируемой ярости Овертона.

Но положение стало настолько отчаянным, что он не испытывал ни малейшей признательности капитану.

— Так. Ладно. Я еще жив. А все остальные — мертвы, — прошептал Элвер, стараясь, чтобы голос звучал убедительно.

Он все чаще разговаривал сам с собой. Да, это было опасно — кто знал, насколько хороший слух у твари, которую они притащили на борт, — но он ничего не мог с собой поделать. Разговоры помогали унять леденящий, пробирающий до самых костей ужас.

— Жив, повторил он и нахмурился, глядя в пустую банку. — Но от этого не легче.

Элвер отбросил жестянку в сторону и дернулся, когда она с негромким стуком отскочила от стены и упала на пол.

— Не стоило этого делать, — прошептал он.

Поначалу помощник рулевого тщательно подбирал весь мусор, стараясь не оставлять следов, но быстро решил, что это бесполезное занятие. В конце концов существо все равно доберется до него. Это же примарх. Примарх! Интуиция подсказывала, что обитатель стазисной капсулы играет с ним. От этой мысли внутренности в животе норовили завязаться узлом. Элвер решил считать свою неряшливость чем-то вроде вызова. Пусть приходит и закончит начатое.

— Нет, — упрямо сказал он сам себе. — Я не хочу умирать.

Как только внезапная вспышка эмоций угасла, плечи снова поникли. На них давила необходимость выжить в ближайшие несколько минут. Сохранение собственной жизни оказалось на удивление утомительным занятием: ему пришлось многие часы передвигаться ползком, аккуратно выглядывать из-за углов и переживать приступы тошнотворного страха. Парень посмотрел вперед и назад. Никого.

— Отправлюсь к носу, — произнес он, хотя, конечно, это понятие лишь с натяжкой можно было применить к тупому, изъеденному пустотной ржой рылу «Шелдруна».

Согнувшись, он мог передвигаться по трубам с приличной скоростью. А вот чудовищу по этим проходам придется ползти. Примарх или нет, ползком оно все равно передвигалось медленнее. Элвер успеет заметить опасность. Если он хочет жить — нужно держаться тесных пространств. Держаться подальше от него.

Из секции впереди пахнуло леденящим холодом. Подмастерье остановился, аккуратно щупая ногой тонкий металл воздуховода. Его левую ладонь покрывали волдыри — последствия урока, научившего его осторожности. Похоже, кто-то разгерметизировал часть корабля в надежде выбросить примарха в космос. Довольно разумно. Он бы, наверное, попробовал сделать то же самое, если бы не прятался. Но теперь это усложнило задачу Элверу. Он, стараясь не дотрагиваться открытой кожей до металла и вздрагивая от звука собственных шагов, рискнул пробежать вперед, чтобы миновать опасный участок.

Молодой человек успел продвинуться всего на несколько метров, когда корабль конвульсивно дернулся и по всем отсекам прокатился тоскливый вой. Элвер замер. Одна из корабельных систем отключилась, но он не мог сказать, какая именно. Раньше люди Овертона проводили пусть и минимальное, но регулярное техобслуживание судна и поддерживали его в рабочем состоянии. Теперь, когда не осталось никого, кто занялся бы этим, все начало разваливаться. Судя по нестройному гулу атмосферных рециркуляторов, система жизнеобеспечения доживала последние дни. Когда она отключится, Элвер будет обречен. Если первыми выйдут из строя терморегуляторы, холод быстро нереста-нет быть проблемой, и он умрет от нестерпимой жары. В космическом вакууме теплу некуда уходить, и без активного охлаждения тепло от реактора станет скапливаться в отсеках корабля, пока не погибнет все живое. Затем корабль продолжит нагреваться до тех пор, пока не откажут механизмы, и корабль, лишенный экипажа и энергии, начнет дрейфовать в пустоте, медленно остывая. Это будет долгий процесс, но Элвер точно его не застанет.

Труба повернула на девяносто градусов, и подмастерье, шагнув за угол, грязно выругался.

Воздуховод впереди был полностью смят мощным ударом снизу. Элвер прищурился, заметив знакомые очертания в смятом металле и пытаясь понять, что же он перед собой видит. Осознание пришло, будто яркая вспышка: в листе стали отпечаталось человеческое лицо с открытым в мучительном крике ртом.

— Проклятие! — отшатнувшись, выдохнул парень.

Пришлось возвращаться к техническому люку, расположенному поблизости. Элвер почти пять минут простоял, глядя на запорный механизм, раскрашенный черно-желтыми полосами. Помощник рулевого понимал, что его недолгая жизнь, вероятно, закончится, как только повернется рукоять замка.

Прошипев молитву — такую радикальную, что в некоторых особо консервативных мирах он схлопотал бы за нее смертный приговор, — Элвер сорвал печать, открыл плексигласовую крышку замка и ухватился за