«Багаж Фердинанда Гюйса. Приложите ладонь к идентификатору.»

Регина украдкой следила за учителем. Складывалось впечатление, что звучание простуженной струны задело ответную струнку в сердце Фердинанда Гюйса, виконта синцименики на шестом десятке. Пропал записной сердцеед, исчез умница и острослов; куда-то делся опытный телепат, знающий цену мыслям и чувствам. Багаж забирал блудный сын, вернувшийся домой – ненадолго, до скорого, неизбежного ухода. Гость, понимающий, что виноват, как виноват хромой от рождения, прося здоровых поддержать его. Бедный родственник, уверенный в радушном приеме, и оттого еще больше смущенный…

Заметив интерес девушки, Гюйс подмигнул ей, и наваждение сгинуло.

– Доб’о позалуста на Сякко! Такада здёт-здёт – сюдой-сюдой! Моя селнок – самолуций. Отин дюза сдесь, д’угой дюза там! Такада – ’икша стаз двассать лет! Папа Такада – ’икша, мама – ’икша, баба-деда – ’икша…

Особого выбора не было: в огромном зале планетарного сообщения они снова оказались последними. Все эстакады пустовали, кроме одной, на которой покоился «самолуций» челнок великолепного Такады: гибрид всестихийника и угольной тачки. Высокий «фонарь» кабины для пассажиров с диковинными – квадратными! – иллюминаторами. Хищный клюв, как у баллистической ракеты, с неприметной дверцей для пилота. Гофрированная труба багажника. Дюзы аварийных двигателей – Регина знала, что включать их в атмосфере Сякко разрешено лишь в крайних случаях. Матовые «присоски» антигравов вдоль корпуса…

От дюз до носа челнок был искусно разрисован. Драконы-усачи, гарпии с птичьими лапами, химеры, василиски, мантикоры со скорпионьими хвостами, гиппогрифы… Невольно закрадывалось подозрение: экзотический зверинец, пуская слюнки, поджидает пассажиров внутри челнока. Надо сказать, эта невероятная живность действительно водилась на Сякко. Эндемики, реликты – зоологи Ойкумены ломали головы над капризом эволюции. Даже термин придумали: хтоны. Но дальше термина и сотни безумных теорий, противоречивших одна другой, дело не продвинулось.

На Сякко голов не ломали. Покрыли планету сетью заповедников, строго ограничили отлов хтонов для зоопарков Ойкумены; заложили питомники… И неплохо зарабатывали на своей уникальной фауне, не снижая поголовья.

– Давай-давай багаз, п’ек’асный девуськи! Давай-давай багаз, п’ек’асный хозяина! Такада сам-сам, не изволь беспокойсса!

Рикша вцепился в тележку с чемоданами и, смешно выворачивая ноги, повлек добычу к челноку. Цветастая куртка, широченные штаны, из которых можно стачать палатку на шестерых; дробный стук сандалий эхом отражается от стен – глядя на Такаду, рассмеялся бы и деревянный болван.

– Нам в Третий Храм. Твоя цена? – лениво поинтересовался Гюйс.

Такада на ходу обернулся через плечо, вывернув голову по-змеиному.

– Да’ом-да’ом воссьму! Пиисят экю.

И лучезарно улыбнулся:

– С каздого.

– Шестьдесят. За всех.

– Хозяина смиёсса? Ай, Такада забыл! Такада люби девуська, делай скидка. Со’ок экю с девуська, пиисят с мушчин-хозяина.

– Шестьдесят пять. За всех.

– Сто двассать.

– Шестьдесят восемь.

– 'Азо'яй бедняк Такада? Лиценссия плати! – рикша бросил багаж и, стеная, начал загибать пальцы. – Доступ на станссия плати! Топливо плати, лусевой толкаць плати, налог плати!..

– Сянрю обаяси, – Гюйс сдвинул брови. – Сей иичико Тераучи-мо. Ран?

– Ран, – кивнул рикша. – Кендза ран-кусо.

– Торибаясу адзю. Ки наруга со-шэ. Суи тэ?

– Ран. О-суи…

С Такады мигом слетело всё шутовство. Серьезный, строгий, отбросив дурацкий акцент, четко выговаривая каждый звук, он стоял перед Гюйсом без страха, но и без угодливости, за которой, как за ширмой, скрывалось желание облапошить залетных «лар-ги». Ему бы в актеры, подумала Регина. Большой талант. А Гюйс? – вот где мастер! Ни словечка не понятно, зато эффект, эффект какой…

Рядом восхищенно сопела Линда.

– Сто экю, – подвел итог Гюйс. И обернулся к девушкам: – Грузимся.

Дракон, нарисованный на борту, приветливо распахнул пасть, оказавшуюся грузовым люком. Багаж исчез в утробе челнока. Такада глянул куда-то за спины пассажиров:

– Придется обождать. Минут двадцать.

– Почему?

– Станция в «окно» входит. Старт запрещен: опасно. Зато можно полюбоваться Кольцом изнутри. Это очень красиво. Предупреждаю! – беременные женщины часто пугаются…

На унилингве он говорил сейчас не хуже Гюйса.

Свод зала светлел, наливаясь молочной белизной – и вдруг исчез, сделавшись абсолютно прозрачным. Регина ахнула. Совсем близко – протяни руку! – в бархатной черноте космоса плыли огромные глыбы. Отраженный свет со станции ложился на изломы и сколы – неправдоподобно четкие и резкие по контрасту с угольными провалами теней. Искрились, вспыхивали и гасли блестки металлических вкраплений; словно тысячи недобрых глаз внимательно наблюдали за людьми, укрывшимися за тонкими стенами станции.

На них смотрела Вселенная.

Из первозданной тьмы возникали всё новые утесы, скалы, целые россыпи обломков. Множась, они надвигались на станцию. Секунда, другая – и лавина небесного камня сомнет, раздавит, исковеркает хрупкий кристалл. Не защитят ни силовые поля, ни смехотворные стены из хрусталина. Глыбы величественно проплывали мимо. Так происходило уже три сотни лет, а впереди ждали еще тысячи. Не зря над расчетами «окон» трудились лучшие умы Галактики! Время застыло. Вечность заглядывала людям в лицо, и те стояли, замерев, не в силах оторвать взгляд от каменного парада…

– …можно лететь. Прошу в челнок.

Лишь тут до Регины дошло, что «парад» закончился.

Разумеется, никакого «зверинца» внутри не оказалось. Пассажиров встретила дюжина легких кресел из натурального бамбука. Сиденья покрывали шкуры неведомых зверей. Качественная синтетика? Натуральные? По стенам, обшитым полипластом «под дерево», тянулись плети ползучих растений с голубыми колокольчиками цветов.

Линда не удержалась – потрогала:

– Настоящие!

– Прошу занять удобные для вас места. Полет до Третьего Храма займет полчаса. У вас будет возможность полюбоваться с высоты панорамой материка Хумайдо, архипелага Дзюй-Сю и Океана Бирюзовых Волн, – Такада чесал как по писаному. – Уверен, вид понравится уважаемым гостьям Сякко и ученику Тераучи-мо.

Челнок опустился на стоянку с хирургической аккуратностью. Даже пыльных смерчиков не поднял: то ли рикша оказался настоящим мастером, то ли пыли здесь не было от сотворения мира. Такада выгрузил багаж, отвесил на прощанье десятка два поклонов – и крылатый «зверинец» взмыл в небо, растворившись в лазури.