— Будешь снова храпеть — ударю тебя локтем, — сообщила Надежда.

Не увидел на её лице радости от скорого возвращения в лоно городской цивилизации.

— Разрешаю, — сказал я. — Хоть локтем бей, хоть ногой. Главное — не буди.

* * *

В этот раз я поля не разглядывал: насмотрелся на сельские пейзажи на годы вперёд. Прикрыл глаза, едва только доцент скомандовал: «Поехали». После сорока прожитых лет у меня начались проблемы со сном. Как бы ни уставал, но всегда по нескольку часов ворочался в постели, прежде чем засыпал. А о том, чтобы спать в неудобной позе и уж тем более в сидячем положении — давно и помыслить не мог. Не помогали ни успокоительные капли, ни коньяк. Перемещение в другое тело избавило меня от старческого недуга — едва автобус тронулся с места, как я уже стал погружаться в дремоту, игнорируя и дребезжание, и прыжки по кочкам, и громкие голоса.

* * *

В общагу я отправился без Могильного и Аверина. Парни вместе со всеми доехали до института и уже оттуда отправились к автобусной остановке: решили наведаться домой. Пашке предстояло ехать до тринадцатого квартала. Славке в противоположную сторону — до Комсомольских прудов. Но оба собирались ночевать сегодня в общежитии. Сказали, что утром добираться до института проблематично: можно и не поместиться в автобусе. Пообещали привезти из дома продукты. А Павел с ухмылкой сообщил, что не забыл про гитару. «Голос-то к тебе до завтрашнего дня наверняка вернётся».

От института я шёл не спеша. Уже не считал окружавшую меня действительность сном. Почти смирился с тем, что угодил в прошлое. Потому без стеснения тешил любопытство: поглядывал по сторонам. Примечал все вывески. Рассматривал и людей. Рабочий день был в самом разгаре — на улице не заметил толп прохожих. Но всё же народу вокруг было больше, нежели когда я проходил здесь же до поездки в колхоз. Прогуливались мамаши с колясками. Увидел детей в серой школьной форме: кто постарше, щеголяли красными пионерскими галстуками, младшие — с октябрятскими звёздочками на груди.

Встретил и нескольких подростков. Бросилась в глаза их манера одеваться. Никаких балахонов. Ни у кого не увидел голых щиколоток или армейских ботинок. Все наряжены неброско (даже девчонки), рубашки у парней заправлены в брюки. Не заметил выставленных напоказ пупков, пирсинга на лице и синюшных татуировок. Но и не встретил никого в дорогой одежде, подогнанной по фигуре, с эмблемой известного бренда. Ни на ком из мужчин не разглядел приличного костюма — уж в них-то я неплохо разбирался. В женских нарядах понимал значительно меньше — но и они меня не впечатлили.

Молодые мужчины и женщины без смартфонов в руках, подростки без наушников, дети без самокатов с яркими светящимися колёсами — всё это не походило на реальность, заставляло меня искать признаки сна или галлюцинации. Подливало масла в огонь почти пустынная проезжая часть: ни тебе обычных для этого времени пробок, ни даже вереницы разноцветных машин — редким ретро автомобилям, стареньким автобусам и грузовика никак не удавалось убедить, что я шагал по центральному проспекту города. И лишь сидевшие на лавках у дверей подъездов пенсионерки казались частью привычной реальности.

Я притормозил около газетного киоска. Окинул взглядом вывеску «Союзпечать», невзрачную витрину, стоявших у окошка киоска мужчин (двое что-то разглядывали через стекло — третий с интересом просматривал уже купленный «Советский спорт»). Названия газетных передовиц на мгновение показались мне заменой новостным интернет-порталам. Названия газет («Правда», «Труд», «Известия», «Советская Россия»…) мало о чём мне говорили. Хотя некоторые из этих изданий я успел подержать в руках — разрезанные на части, они висели на ржавом гвозде в туалете рядом с домом трактористов.

Сунул руку в карман… но расстаться с честно заработанными в колхозе рублями не решился. Подумал, что советские газеты для меня сейчас не так важны, как советские продукты. Взглядом отыскал гастроном (желудок напомнил о том, что пришло время обеда), но с походом в него решил повременить до того, как проведу ревизию доставшихся мне от Комсомольца по наследству вещей: кто его знает, может, найду под кроватью гору консервов и овощей. Ну а потратить деньги я успею всегда. Вполне допускал, что выданные мне в колхозе пять рублей — все мои денежные средства вплоть до получения в октябре стипендии.

Около корпуса общежития я постоял — разглядывал его со стороны. Пришёл к выводу, что здание внешне почти не отличалось от того, что я помнил. Когда приезжал к сыну, его общагу не рассматривал (может и перекрасили её — в моей памяти этот факт не задержался). А вот под окнами заметил окурки, фантики от конфет, крышки от бутылок — не гору, но идеально чистой территория около общежития точно не выглядела. В онах заметил несколько мужских фигур — с сигаретами (или папиросами?) в руках. Парни курили, особо не прячась — точно как в начале девяностых. И точно так же, как и во времена моего прошлого студенчества, по-свински выбрасывали окурки из окон.

Едва переступил порог общаги, как почувствовал на себе строгий взгляд вахтёрши. Отчитался перед женщиной из какой я комнаты, получил нагоняй за то, что не оставил на вахте ключ (отдавать кому-то ключ от своего жилища мне казалось… странным поступком). Отвесил строгой надзирательнице парочку комплиментов (во имя спокойного будущего). По собственному опыту знал, что хорошие отношения с вахтёршами — это важно. А заполучить их совершенно несложно: нужно лишь чаще улыбаться, да говорить правильные слова. Я поправил лямки рюкзака и побрёл к лестничному пролёту.

С удивлением посматривал на горшки с цветами и деревянные лавки у стен. На шторы, на приоткрытые форточки. В моих воспоминаниях там раньше были решётки на окнах, около которых в девяностых часто стояли прикованные к железным прутьям наручниками «подозрительные личности», пойманные милицией во время «облавы». Доводилось и мне побывать в шкуре «подозрительных». Как-то минут десять простоял в «браслете» около окошка, пока знакомый паренёк бегал в мою комнату за забытым там паспортом (милиционеры тормознули меня на входе в корпус, подняться за документом с пропиской не позволили).

Запах хлорки смешался в воздухе с ароматом табачного дыма. По коридорам общежития деловито сновали студенты — кто в рубашке и отутюженных брюках, кто в майке и потёртых штанах. Кто-то перетаскивал мебель, кто-то нёс из кухни кастрюлю или чайник. То здесь, то там раздавались громкие голоса. Грохотали посудой. Звучал приглушённый стенами смех. Слышалось шарканье