— Вот что, — вздохнула я. — Откуда Палычтеткин номер узнал и на кой черт он был ему нужен (тут я, конечно, лукавила,потому что «на кой» к тому моменту уже поняла)?

— Он вчера с этой теткой всех достал. Сидел, сидел, апотом вдруг говорит: у Катрин тетка в другом городе, кто, говорит, телефонзнает?

— Ну и кто его знал? — хватаясь за голову спросилая.

— Никто, — пожала плечами Зинка, и парень кивнул взнак согласия.

— Так как же он позвонил? — Тут Рыжая выпучилаглаза, что должно было означать невероятную радость.

— Помнишь, недели две назад Палыч жутко ругался, потомучто по междугородке на тыщу с лишним наболтали?

— Помню, — неуверенно кивнула я.

— А ты еще сказала, мол, я один раз звонила, тетку сднем рождения поздравила, днем забыла, а к утру звонить не будешь. Помнишь?

— Помню. Ну и что?

— А то, звонки фиксируются, по коду город узнать разплюнуть. Остается только звякнуть на станцию и спросить номер, по которомутакого-то числа в такое время звонили.

— И ответят? — опять-таки усомнилась я.

— Черт его знает? — пожал парень плечами, а

Рыжая проявила прямо-таки фантастическую заинтересованность.

— Я сейчас у Людки спрошу, она больше всех по телефонуболтает. — Рыжая выпорхнула из комнаты и через минуту вернулась супитанной дамой неопределенного возраста.

— Что за номер вам нужен? — спросила онадосадливо.

— Вот ее тетки, — ткнула в меня пальцем Зинка.

— Потеряла, что ли? Просто помешались все на этомномере. Вчера Палыч всех достал, сегодня ты… Вон он у него на календарезаписан, ты ж его писала, — заявила вновь прибывшая Людка, гневно глядя наменя. — Память, что ли, отшибло? Я ж тебе номер набирала, линия занятабыла, а ты переодеваться торопилась.

— Забыла, — пробормотала я, подошла к столу иначала листать перекидной календарь. У тетки день рождения девятнадцатого.Страничка с двадцатым июня была на месте и с восемнадцатым тоже, а вотдевятнадцатое кто-то вырвал… Все настороженно замерли, а я сказала:

— Нету.

— Палыч взял, — заявила Людка. — Далась емутвоя тетка…

Тут до меня дошло, что, потратив столько времени навыяснение того, как Палыч раздобыл номер, я так и не узнала главного: на койчерт он звонил, то есть что сподвигло его на такой поступок? А между темпослана я была на разведку с Целью прояснения ситуации, но она только ещебольше запутывалась.

— Тетка жива, и слава богу, — вздохнула я.

— Зачем же он ей звонил? А главное, куда самделся? — встряла Рыжая, чем меня, естественно, не порадовала. —Может, кого к нему домой послать, вдруг угорел или еще чего… Время такое…

— Что ты болтаешь? — укорила ее Людка. — Ичто значит «послать?» Как ты к нему в квартиру войдешь?

— А вдруг его машина сбила? — вытаращила глазаРыжая.

— Да помолчи ты, — не выдержала я. — Еслимашина, мы бы уже узнали… в таких ситуациях сообщают… Появится, куда емудеться.

Зинка нахмурилась.

— Хотя вчера он был точно с приветом. Сидели чай пили,Палыч тебя нахваливал, за сольный номер, когда ты по-французски… Надо, говорит,ее на работу вызывать, загулялась, все равно в городе болтается, а Лидкаговорит, она к сестре собралась. Палыч сидел, сидел, а потом как подпрыгнет, ау нее, спрашивает, сестра есть, у тебя то есть. Я говорю: есть, не то вКостроме, не то в Рыбинске. А он аж затрясся. Кто-нибудь, говорит, сестру этувидел? А кто видел, ее здесь сроду не было. Тогда он вроде вовсе свихнулся и натетку переключился. И пьян был в меру, черт знает, что нашло на человека.

— Ага. А с обеда таблетки глотал да за сердце хватался.Помнишь, мужик приехал, этот… машина у него… «Понтиак», точно. Пошепталисьмалость, и Палыч чуть от тоски не умер, а к вечеру петь начал…

— А в таком состоянии под машину попасть плевоедело, — опять влезла Рыжая, которая подолгу молчать просто не умела.

— Дались ему мои родственники, — пожала я плечами,чувствуя, что все на меня уставились.

— Тетка-то жива? — спросила Зинка.

— Жива, — ответила я.

— Ну и слава богу. Придет Палыч, тогда и узнаем, чегоего на твою родню потянуло.

— Когда придет? — взъелся парень.

— Отвяжись, — в три голоса заявили мы и покинуликабинет.

— Пойдем выпьем, — предложила Рыжая, котораяоказалась вполне симпатичной девчонкой и совсем не злой.

— Я на работе, — вздохнула Людка и исчезла заодной из дверей, а я торопливо кивнула:

— Идем.

Мы спустились в бар, взяли по бокалу мартини, и Рыжая,немного потомившись, сказала:

— А ты правда.хорошо поешь, и по-французски. А я вшколе английский учила, а кроме «хау-дую-ду» ничего не помню.

— Я тоже. Просто песня понравилась, вот и выучила.

— Танька сказала, если Катька так петь будет, нас всехпогонят.

— Я, кроме этой песни, ничего не смогу, —торопливо заверила я ее. — Год репетировала.

— А ты ничего, — улыбнулась Зинка. — Я-тодумала, ты стерва и задавала. Хочешь, будем дружить?

— Конечно, хочу.

— Люди должны помогать друг другу, — заявила она,и я опять-таки с ней согласилась.

Мысли мои между тем были довольно далеки и от Рыжей, и отбара. Касались они в основном

Безвременной кончины Юрия Павловича. К этому моменту у меняуже имелась классная версия, которой очень хотелось поделиться с Мишкой, но япродолжала сидеть в баре, надеясь, что смогу услышать что-нибудь интересное. Ноничем интересным в разговоре с Рыжей даже не пахло. Она долго обсуждала платьекакой-то Ирки, потом перешла на ее любовника и закончила своим, заявив, что он— идиот и она его на днях бросит, если он не подарит ей колечко, которое онаприсмотрела.

Далее я выслушала рассказ об этом самом колечке, причемЗинкиным описаниям мог позавидовать Лев Николаевич Толстой. Я поняла, что сменя хватит, и решительно поднялась.