Я же остался стоять на площади, задавая себе все тот же вопрос: кто же они, настоящие итальянцы? Правоверные католики, живущие порой во грехе? Те, кого с детства пытается воспитать Ватикан, а они борются за свои права и гордятся, что живут в объединенной республике? Я вертел в руках глиняную копию Миланского собора, точно такую же, которую гражданин Италии Массимо Тарталья бросил в премьер-министра своей страны Сильвио Берлускони. Пример, может, и дикий, но показательный. Я внимательно рассматривал эту сувенирную пошлость, примеривал на себе, как Тарталья мог ее швырнуть, не боясь премьерской службы безопасности? Я представлял траекторию полета, место на лице Берлускони, которое собор задел. И тут меня посетила безумная по своей циничности догадка: в Италии Церковь умудряется участвовать даже в тех событиях, которые сама не одобряет. Все-таки удивительные они люди, эти «итальяно веро». Причем я отдавал себе отчет в том, что это только малая часть правды, которую я пытаюсь постичь.

И тем не менее было одно событие в итальянской истории, которое Церковь одобрила сразу и безотлагательно. А ведь могла бы и предать анафеме. Какой же настоящий итальянец без настоящего кино? И здесь italiano cinema вас не обманет. Потому что именно это кино – самое правдивое на свете. Оно родилось всего через несколько месяцев после изобретения кинематографа братьями Люмьер. Здесь тоже были попытки снять свои первые несколько кадров. Был и свой итальянский вокзал: «Прибытие поезда на Миланский вокзал», был и свой «Садовник» – «Умберто и Маргарита Савойские на прогулке в парке». Первая полноценная итальянская картина была не очень длинной (всего пара минут), но имела огромное значение для развития этого нового вида искусства в Италии и мире.

Дело в том, что в этой короткометражке папа римский благословлял кинокамеру, давая, таким образом, добро Католической церкви всем новаторам от искусства. После такого начала врать уже было просто грешно. Режиссер и актер Граф Висконти ди Модроне всегда ручался за аристократов. Его предки с XIII века управляли Миланом, так что можете верить каждому слову героев его фильмов. Вот диалог из знаменитого «Леопарда». Без влияния Церкви, как обычно, не обошлось. «Я – здоровый мужчина. Как я могу насладиться женщиной, которая крестится, прежде чем обнять меня? А после этого говорит только „Езус, Мария“. У нас с ней семеро детей. Семь! И знаете что, падре? Я ни разу не видел ее пупка!» Коммунисты в итальянских фильмах говорят словами, написанными для них борцами Сопротивления, а самых знаменитых итальянских жуликов играет человек, который вырос с ними на одной улице.

Но это все будет значительно позже. Тогда же, после благословенной папой кинокамеры, Италия заняла положение ведущей кинематографической державы. Какая там Франция? Былой шик братьев Люмьер остался в далеком прошлом. Именно итальянское кино ошеломило зрителя красотой первых кинозвезд, роскошью и постановочными эффектами псевдоисторических колоссов из времен Древнего Рима. И лишь однажды в своей истории итальянское кино попыталось соврать. Дело было при Муссолини. И уже с 1922 года итальянские фильмы исчезли с мирового экрана более чем на двадцать лет, превратившись в кинофакт исключительно «местного значения». Большинство режиссеров снимали псевдоисторические боевики, комедии, салонные мелодрамы из жизни высшего света. Тогда же, по личному указанию дуче, итальянский кинематограф получил еще один «подарок»: в стране значительно сократился ввоз иностранных фильмов. По идее, это должно было положительно повлиять на динамику развития фильмов в Италии, мол, теперь зрители будут ходить только на отечественное кино. На практике же, это привело к тому, что Италия оказалась просто отрезанной от всего остального мира. Не спасал даже созданный по инициативе самого Муссолини первый кинофестиваль в мире. Знаменитая венецианская «Мостра».

Еще с конца XIX века в садах «Джардини», что на краю Венеции, регулярно проводились биеннале – смотр произведений различных видов искусств. Так вот, в 1932 году впервые в рамках биеннале состоялся Венецианский кинофестиваль.

У его истоков стояли президент биеннале – граф Джузеппе Вольпи ди Мисурата – и Лючиано Де Фео, который произвел первый отбор фильмов и стал директором фестиваля. 6 августа 1932 года на террасе отеля «Эксельсиор» показали первый фильм в истории не только венецианских, но и вообще кинофестивалей: «Доктор Джекилл и мистер Хайд». Фильм был американским, после показа которого там же, в «Эксельсиоре», была устроена первая киновечеринка. Никакого профессионального жюри в тот год не было, как и не было официальных наград. Свои призы вручали зрители. А им больше всего понравился советский фильм, знаменитая «Путевка в жизнь» Николая Экка. На фестивале, правда, он назывался «Дорога жизни». Прокатчикам, вероятно, так было понятнее. Спустя два года был придуман главный приз кинофестиваля. «Кубок Муссолини», что тоже вполне естественно. До золотых львов было еще далеко, а Венецию мировой кинематограф стал игнорировать. Дескать, незачем прославлять фашистский режим. К тому же именно тогда, и именно как противодействие фашистской Венеции на свет появился кинофестиваль в Каннах. Свободный и либеральный. Но диктатуру это не смущало. Напротив, она даже пыталась найти новые формы кинематографического языка. Она породила даже особую киноидеологию – «белых телефонов». В жизни встречались все больше черные телефонные аппараты, а на экране царил киношный шик. Вокруг невиданных телефонов вертелась легкая жизнь неприступных красавцев и красавиц. Тенора пели, выдуманные графини охали и ахали. Впрочем, все это продолжалось недолго. Телефонная истерия просуществовала в Италии всего семь лет. И точку в этом безобразии поставил настоящий граф. А заодно, как это часто бывает в Италии, – коммунист.

Чтобы снять свой первый фильм «Одержимость», «красный граф» Лукино Висконти продал фамильные драгоценности. И все равно хватило с трудом. А в здании на римской пьяцца Навона, где сейчас расположен краеведческий музей Вечного города, состоялся графский кинодебют. В 1943-м году палаццо Браски занимал штаб фашистской партии и одновременно ее киноклуб. На премьере «Одержимости» присутствовал сын Муссолини, а сценарий Висконти помогал писать редактор коммунистической газеты «Унита». Диалоги поражали своей смелостью и частичным отсутствием католической морали. Неудивительно, что к зрительской дискуссии пришлось привлекать полицию. Муссолини тогда и вовсе воскликнул: «Это вообще не Италия!» К слову сказать, политики в первом фильме практически не было. Зато секс, смерть и настоящая, а невыдуманная жизнь в разы превышали нормы фашистской цензуры. Белые телефоны умолкли от ужаса. Звонить было незачем и некому. Говорят, в провинции после премьеры «Одержимости» епископ освящал оскверненный кинотеатр. Конечно, без Ватикана – никуда, если в фильме присутствует, например, такая сцена. Внимание! Разговор двух мужчин. Время действия – 1943-й: «Если ты останешься со мной, то поймешь, что не только с женщинами можно заниматься любовью. Не думаю, напрасно все это». Три года спустя в Америке появилась экранизация той же книги – «Почтальон всегда звонит дважды». Теперь это – киноклассика, а тогда «Нью-Йорк таймс» написала, что сравнивать «Почтальона» с оригинальным фильмом Висконти – все равно что сравнивать рекламный ролик «Макдоналдс» с постановкой «Травиаты».