Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты интересуешься только кухней и спальней. Мужчина, который смирится с такой жизнью, – это конченый мужчина. Это действительно червяк. Вылезай!
– Нет, я не уйду, я не оставлю тебя, и не надейся!
– Нет, я говорил тебе, что мы видимся в последний раз. Вылезай! Вон из машины!..
– Негодяй! Ненавижу тебя! Твой идеал – проститутки.
Отвергнув холодильники, стиральные машинки, мещанскую любовь и даже роскошное декольте Аниты Экберг и прихватив с собой запутанную личную жизнь, герой Марчелло Мастрояни переезжает в следующий фильм Феллини. «Восемь с половиной». Главный герой – режиссер. Он хочет снять кино, да забыл, какое именно. Что там говорит врач режиссеру? «Еще один провальный фильм снимаете?» Главная новость для всех кинематографистов мира: все, что творится под небом Италии, неореалисты вам показали, выйдя на улицы из душных павильонов киностудий. Поэтому синьор Феллини идет дальше: опять убирает камеру с улиц. Но на этот раз ставит ее у человека в голове. Хотите узнать, что творится там? А там – настоящий сумасшедший дом. Это фильм-сон, в котором возможно все. Надоела земля? Пожалуйте на небо. Достал критик? Велите его повесить! Запутались в отношениях с женщинами? Надо поселить их всех в одном доме, а если раскапризничаются – достать хлыст! «О, восхитительно!» Абсолютно безумные во всех отношениях «Восемь с половиной» – второй раз за пятнадцать лет поставили итальянское кино на верхнюю ступень мирового пьедестала. Два «Оскара», сотни других наград и миллионы зрителей, мечтающих пройти этот интеллектуальный тест на здравый смысл и хороший вкус. Ради «Восьми с половиной» Феллини оставил неореализм ради воплощения на экране собственных личных фантазий и переживаний. Феллини сам говорил, что помещает в свои фильмы детские сны и тайные нереализованные фантазии. Часто и эротические. Наверное, в детстве Феллини много спал. А на московской премьере «Восьми с половиной» в 1963-м заснул Никита Хрущев. Заснул, как младенец-Феллини. Неизвестно, что ему снилось, он ведь не был режиссером и не мог снять об этом фильм, установив при этом камеру у себя в голове. Феллини обиделся и не пришел на вручение премии Московского международного кинофестиваля. Вместо этого он уехал вместе с Джульеттой Мазиной на подмосковную дачу к друзьям. Зря. Простые итальянцы наверняка поддержали бы простого Никиту Сергеевича. Ведь сны режиссеров, пусть даже самых гениальных, волнуют прежде всего их коллег.
Зато комедии по-итальянски волнуют всех, у кого есть глаза, юмор и сердце. Вот, например, Тото Кутуньо. Автор «Настоящего итальянца» честно мне признался, что хотя и смотрел фильмы Феллини, но, как ни пытался, не мог их понять: слишком сложны, на его музыкальный вкус. А вот комедии – это совсем другое дело. «Мне нравятся фильмы, где можно посмеяться. Есть один комик, которого я обожаю, у меня есть все его фильмы, все пятьдесят семь или пятьдесят восемь кассет, его зовут Тото. Он неаполитанец. Я считаю его самым великим итальянским комиком всех времен». Другой Тото, Кутуньо, мне даже процитировал фразу из знаменитого фильма «Полицейские и воры». Певец произносил реплику и не мог сдержать хохота. «Если хотите, да, я вор, мошенник. Но дорогой мой бригадир, клянусь вам честью, что даже в самые ужасные моменты моей жизни я никогда не опускался до того, чтобы обманывать итальянца. Бог тому свидетель. Американцев мне не жаль».
Комедии по-итальянски появились, как и неореализм, в 1940-х. Только родом они были не из Рима. «Санита» – один из самых нищих кварталов Неаполя. Проститутки, беспризорники, большие семьи с маленьким кошельком. Ну, где еще мог родиться самый великий итальянский комик? Я приехал в эту неаполитанскую клоаку в сопровождении. Мне вызвался помогать и страховать водитель такси Карло. Договариваясь о чаевых, он сказал, что прикроет меня, если что. Так как сам родом из этого района и знает всех здесь поименно. Прикрывать действительно пришлось. Как только на улицах Саниты появляется чужак, он сразу привлекает внимание. На балконы вышли пожилые синьоры, в кафе собрались их мужья. Все показывали на меня пальцем и что-то громко кричали, явно возмущаясь происходящим. Карло им объяснял, что я приехал сюда исключительно для того, чтобы увидеть своими глазами дом, где родился и вырос Тото. Вдруг мой провожатый крикнул: «Вадим! Держи крепче сумку!» Не давая мне сделать никакого маневра, на меня с ревом ехал мотороллер. Я увернулся в последний момент, прижавшись к родному дому комика. Уффф, повезло. Вообще-то его звали не Тото. Полное имя – Антонио Фокас Флавио Анджело Дукас Комнин Де Куртис Византийский Гальярди. Императорское высочество, граф Палатинский, рыцарь Священной Римской империи, наместник Равеннский, герцог Македонский и Иллирийский, князь Константинопольский, Киликийский, Фессалийский, Понтийский, Молдавский, Дарданский, Пелопоннесский. Граф Кипра и Эпира, герцог Дривастийский и Дуразский. Уффф, выговорил. Мать Тото была родом из этого квартала, а от отца ему достался только катастрофически длинный титул. Никакого наследства, увы, не прилагалось. Таксист Карло представил меня жителям Саниты. Стар и млад, в этот ранний час никто из них не работал. Пили. Кто – кофе, кто – что-то покрепче, и все они с удовольствием мне рассказывали про своего великого «одноквартальщика».
– Здесь исторически жил рабочий класс, небогатые люди с богатым прошлым. Ну да, со множеством экономических и социальных проблем.
– Тогда голодное время было, так что ели то, что было, и не жаловались. А бедность была везде. В моей семье нас было шестеро, а работал только отец и должен был нас всех содержать.
– В общем, ели, что было… хлеб ели. Рыбу, которую мы, дети, сами и ловили. Такие, знаете, маленькие рыбки, с палец величиной. Их теперь только кошкам дают.
Я слушал этих людей, смотрел по сторонам. К ужасу своему, я понимал, что со времен Тото здесь вообще ничего не изменилось. Такая же грязь, тот же смрадный запах, единственное отличие – тарелки для спутникового телевидения в окнах. Неаполитанская бедность. А их родной Тото играл тех, с кем был отлично знаком с детства. Жуликов, воров и простых обывателей, готовых на многое, лишь бы прокормить семью. Он сводил с ума полицейских в «Полицейских и ворах».
– Я скажу вам одному, у меня туберкулез!!!
– Что ты делаешь, негодяй? Ты что, с ума сошел? Ты оплевал мне все лицо!
Он превращает жизнь честных таможенников в ад, как в фильме «Закон есть закон».
– Ты меня уже не задержишь! Теперь я уже в Италии!
– С ума сошел! Ты же знаешь, что мост вот-вот рухнет! Сойди, хватит, а то костей не соберешь!
– Назад! Так начинаются войны!
– Войны?
– С инцидента на границе!
При этом наивно полагать, что итальянское кино оторвалось от жизни и начало рассказывать зрителю сказки путем легкомысленных комедий. Главная итальянская комедия – это биография самого Тото. Никакого вымысла. Только факты. Не красавец, и без гроша в кармане, он менял женщин как перчатки еще в юности. Однажды даже умудрился соблазнить невесту «крестного отца» Неаполя. От смерти его спасло только то, что он рассмешил мафиози больше, чем разозлил. В 1939-м году некая актриса по имени Лилиана отравилась, не пережив разрыва с ним. Тото был так потрясен, что собрался уйти в монастырь. Но не прошел собеседования: он попытался убедить приора, что несколько раз в год плотский грех совсем не грех. Деньги, которые Тото зарабатывал в кино и театре, никогда у него не задерживались. Он тайно помогал многим семьям Неаполя, раскладывая по ночам конверты у них на пороге. В тридцать лет Тото ослеп на один глаз, а к концу 1950-х совсем перестал видеть, но догадаться об этом, глядя на него – невозможно. Бешеный темперамент, доброе сердце и нелепая судьба его героев, все это сливалось с его собственной судьбой. Бедняки отдавали последнюю лиру, чтобы посмеяться и поплакать над приключениями любимого Тото, а заодно и над собственной жизнью. К тому же шутки-то были родом из Саниты.