– Да прямо там! – фыркнул Лев. – Не искали – вот и не слышали, не нужен был. Он работает в автосервисе на окраине, числится хорошим мастером. Меня видеть был не особо рад, похоже, что воспоминания его не очень-то греют. Но обещал, что поговорит с тобой и на вопросы ответит. А почему Чумак-то, кстати? От фамилии?

– Нет. Говорят, он имел привычку шевелить губами и при этом внешне напоминал экстрасенса, который воду через экран заряжал – помнишь?

– Помню, – усмехнулся Лев, закидывая руки за голову. – Бабуля моя не пропускала эти сеансы, выставляла перед телевизором банки с водой и кремы для рук.

– И как – помогал?

– Ты шутишь? Конечно, нет, но силу внушения же никто не отменял.

Они посмеялись, и Полина спросила:

– А что ты ему вообще сказал, Чумаченко этому?

– Ничего конкретного, только что ты дело о маньяке расследуешь.

– Вот это называется «ничего конкретного»? С ума сошел?

– Поля, да это уже давно не секрет, меня и в фирме мужики спрашивали. Газетчики-то трубят.

– Да это ж запрещено!

– Кто-то в вашей конторе сливает, – пожал плечами Лев, – там и поищи.

– Меня уже пару дней достает какой-то московский хлыщ с хорошими связями, аж через прокурора пытался подъехать, я отказала. А местным, значит, кто-то слил…

И тут вдруг Лев странно на нее посмотрел, сел, сложив ноги по-турецки, и серьезно сказал:

– А ведь тебе теперь охрана нужна.

– Что?! Какая еще охрана?

– Он знает твою фамилию, как я сразу не обратил на это внимания…

– Кто? Чумаченко?

– Да какой Чумаченко! Маньяк этот знает, кто ведет дело, понимаешь?

– И что?

– Ты домой возвращаешься одна и всегда поздно – не страшно?

– Вот теперь, когда ты сказал, стало, – Полина обхватила себя руками за плечи и почувствовала, как по телу действительно пробежала дрожь.

– Я буду тебя встречать, – решительно заявил муж. – И не возражай!

– И не буду, – заверила она, потому что на самом деле, наверное, впервые за все время работы в прокуратуре по-настоящему испугалась.

Чумаченко встретил их не особенно приветливо, но Полина и не ждала объятий и красной ковровой дорожки, прекрасно понимая, что уволенный из органов человек вряд ли рад бывшим коллегам, даже если они по делу.

– Извините, дамочка, кресел у меня нет, но табуретка найдется, – ногой он придвинул к стене старую табуретку, явно сколоченную вручную. – Вы вот сюда присядьте, а то у двери сквозняк.

Полина вошла в помещение сервиса, раньше, судя по интерьеру, бывшее простым ангаром, села на указанное место и спросила:

– Алексей Максимович, муж сказал, что вы можете мне помочь, так?

– Помочь? – удивился Чумаченко. – И чем же, позвольте полюбопытствовать, простой автослесарь может помочь следователю?

– Алексей Максимович, а давайте сделаем так, – решительно сказала Полина, понимая, что надо сразу объяснить ему суть и пресечь попытки упражняться в остроумии, – я излагаю вам суть дела – кратко, разумеется, а вы, как бывший оперативник, стараетесь выложить мне ту информацию, которая у вас есть по делу об убийствах на водочном заводе. И мы вместе попробуем понять, есть ли связь у нынешнего убийцы с теми, кто действовал тогда. Идет?

Чумаченко слегка растерялся, это было видно по чуть опустившимся уголкам губ и немного растерянному выражению лица. Но он быстро овладел собой и уже серьезно сказал:

– Да, извините, привычка. Чаю хотите?

– Не откажусь, – улыбнулась Полина, поняв, что лед тронулся.

Чумаченко приволок откуда-то из глубины ангара небольшой столик, из навесного шкафчика вынул две кружки и сахарницу, принес большой старенький термос с таким крепко заваренным чаем, что у Полины от первого же глотка заскребло в горле.

– Так почему же вы решили, что нынешний убийца связан с заводом? – усевшись напротив Полины на раскладной стульчик, спросил Чумаченко.

– Все пострадавшие – родственники Ивана Пострельцева, владельца акций водочного завода. Других жертв нет.

– Тю… тоже мне – выводы. Это может быть простым совпадением.

– Я так не думаю. Это было бы совпадением, если у жертв был бы какой-то другой общий признак, кроме фамилии. Но его нет. Зато есть брат, дочь и сын Пострельцева.

– Все равно не факт. Но Пострельцев, тут вы правы, действительно в девяностых имел отношение к заводу и по делам об убийствах проходил, однако там что-то такое произошло, и никаких доказательств в деле неожиданно не осталось. Пожар в прокуратуре, – криво усмехнулся он. – Ну, вы ведь понимаете, как тогда все подобное решалось? Ну, вот… Потом он вообще из страны уехал, а объявился здесь уже в конце нулевых, открыл сеть алкомаркетов. Про акции не скажу, не знаю, но, скорее всего, он их еще тогда успел перевести на кого-то другого, а вернувшись, восстановил, так сказать, справедливость. Но я не уверен, что остался кто-то, кто мстит ему теперь. Его подельники мертвы давно. Похоже, вы ищете не там, хотя не скрою, ваша версия очень даже интересная.

– Почему дела засекретили?

– Подумайте хорошенько, – Чумаченко закатил глаза к потолку и указательным пальцем сделал несколько движений вверх-вниз. – Так понятно?

– Так понятно, – вздохнула Полина, ощутив разочарование почти на вкус.

– Не огорчайтесь, Полина Дмитриевна, вы девушка с головой, новую версию выдвинете, – успокаивающе произнес Чумаченко.

– Спасибо вам, Алексей Максимович, – со вздохом произнесла Полина и встала. – И за чай, и за науку. Я слишком, пожалуй, увлеклась версией о заводе, не вижу другого, а оно явно есть. Ну, буду думать. Спасибо еще раз.

– Не за что. Не помог ведь особо. И Двигунову привет передавайте, из него хороший опер должен был вырасти.

– Опер он хороший… – уклончиво сказала она, и Чумаченко хмыкнул:

– Отношения не складываются? Ничего, это бывает. Меня следаки тоже не жаловали. А опер я был хороший. Удачи вам, Полина Дмитриевна.

– Спасибо. Мне, похоже, она здорово пригодится.

Садясь в машину, Полина вдруг почувствовала, что сейчас расплачется. Это было новое ощущение – никогда прежде она не плакала от неудач, но сейчас почему-то было чертовски обидно за так бездарно пропавшую версию, за потраченное время, а главное – за полное отсутствие результата при наличии трех трупов.

Лев начал было заводить вопросы, но Полина, боясь разреветься, отрицательно покачала головой, и муж все понял, замолчал и направил машину в сторону центра.

Фельдшер

– У тебя вообще совесть есть? – голос Максима в телефонной трубке звучал раздраженно. – Я тебе что – мальчик? Сижу, понимаешь, жду звонка, а у нее даже телефон выключен! Ты где вообще была?

Вика не хотела ни ссориться, ни оправдываться, у нее не было для этого ни физических сил, ни моральных – тетке стало хуже, ее