— Это смотря что под развлечением понимать. Вон снаружи весь город веселится.

— Я имел в виду — в гостинице или поблизости.

— Да как сказать. По соседству только заведение мадам Мэнфдауэр, а они по случаю праздника работают под девизом «Поддержи отечественного производителя».

— Но, может быть, здесь играют?

— Тут вы попали в точку. Учтите, у нас не притон. Собираются серьезные, солидные люди. Вечерний сеанс — игра в кости, ночной — в карты. Но он начинается позже, после полуночи. Вот, держите ключи от своих комнат.

Мы поднялись в номера, бросили вещи и спустились в зал поужинать. Хэм кинул взор окрест и скис — ничего похожего на то, что творилось в «Белке и свистке», не наблюдалось. Народу в зале было немного, и они без затей пили и ели. Рыбин Гранат, напротив, оживился, учуяв запах кавы — напитка, любимого как на Ближнедальнем Востоке, так и в Союзе Торговых Городов, что на побережье Радужного моря. А вот в Волкодавле его не подавали, про Великое Хамство и говорить нечего. Но, попробовав вожделенного напитка, он разочаровался и сказал, что здесь его готовить не умеют, бурда это, а не кава. Хэм тоже решил блеснуть знаниями по части напитков и заказал кумыс. Когда его не оказалось, принялся скандалить, грозил, что пожалуется генеральному принцу, и успокоился, обнаружив в меню нечто похожее под названием «молочный коктейль». Еда была как повсюду в принципате — изобильной и безвкусной, по посетители наворачивали за обе щеки, я еще подумала — немудрено, что в Даун-тауне так много толстяков. Тем временем в зале стали появляться мужчины и дамы в неброских, но дорогих одеждах, и все как на подбор не юного возраста — надо полагать, игроки, собирающиеся на ночной сеанс. Рыбин Гранат, похоже, намеревался к ним присоединиться, а у меня играть не было никакого желания, да и Хэм, не обнаружив среди дам ни одной, не годившейся ему в бабушки, не проявил к игрокам интереса. Он первым ушел в номер, а я задержалась возле портье — побеседовать ради поддержания знакомства.

— Скажите, Кэш, в вашем городе очень любят животных?

— О да! Как родных! Как братьев наших старших!

— Почему же мы, подъезжая через Даун-таун, нигде не увидели ни собак, ни кошек?

— А вот потому и не увидели. Сначала провели закон, запрещающий водить зверей на поводках и носить в клетках и корзинах. Потому как ограничивало это их свободу. А ежели собаки и кошки бегают по улицам просто так, они всё время попадают под повозки. Поэтому хозяева перестали выпускать из их дому. А поскольку это еще больше ограничивало свободу животных, пришлось отправить их в специальные приюты. Само собой, от тех хозяев, кто в состоянии за эти приюты платить. А кто не в состоянии… эвтаназия — знаете, что такое?

— Да, сложно здесь у вас… — вздохнула я, не уточняя, кого подвергали эвтаназии — зверей или хозяев.

Кэш перегнулся через стойку и понизил голос.

— Вот что, мэм… Вы будьте поосторожнее. Не ходите ночью никуда, и парня своего заприте. Тот, который в зале остался, сам сообразит, что к чему, а молодой — еще глупый. Ничего, окна высоко, не сбежит… А то, понимаете, с тех пор, как у власти фиолетовые, чужестранцы, бывает, в истории разные вляпываются.

— Фиолетовые? Я думала, в Ля Мой правит генеральный принц.

— Принц-то, он, конечно, правит. Но в Верховной Ложе большинство мест у партии фиолетовых. И у них с принцем соглашение, чтобы… как это… взаимно споспешествовать. А фиолетовые — это, стало быть, единый блок зеленых, голубых и розовых…

В гостиницу вошел очередной посетитель, и Кэш вынужден был прервать собеседование. Я удалилась, оставшись в неведении, что такое Верховная Ложа, и кто в ней сидит. Хотя можно было догадаться, что это нечто вроде парламента. А зеленые, розовые и голубые — что ж, в ранней Второримской империи так назывались фракции болельщиков на скачках. Тоже, помниться, активно в политическую жизнь вмешивались.

Может, и здесь нечто подобное? Похоже, с лошадьми они не поступили так, как с собаками и кошками. На нас, как на верховых, никто пальцем не указывал, при гостинице имеется конюшня, по улицам разъезжают повозки. Вероятно, это потому, что фиолетовым, как бы ни любили животных, неохота ходить пешком.

Ладно, разберемся. Пока что я решила последовать совету портье, запереть номер Хэма, и на досуге почитать листки. Но ничего полезного мне это занятие не принесло. Большинство листков освещало судебный процесс (несомненно, приуроченный к празднику) над мальчиком, побившем собаку, сбежавшую из приюта. Судили заодно и владельцев приюта, плохо соблюдавших свои обязанности. Всем грозило тюремное заключение, которое могли заменить штрафом, так что ничего особо ужасного подсудимых не ждало. Правда, ничего не говорилось о судьбе собаки.

Значительное место в листках занимали хвалы товарам, продававшимся в различных лавках. Хвалители неизменно сообщали, что страшный Холестерин не наложил на них свою печать, что они изготовлены без участия вредной алхимии, и что при этом ни одно животное не пострадало. Также восхваляли себя и свои услуги лекаря и увеселительные дома. Никаких сообщений о том, что творится в Страшных пустошах, и вообще за пределами принципата Ля Мой, я не нашла, похоже, даунов это не волновало. Поэтому я отложила летучие листки, решив, что уже поздно, а утром всё равно придется поспрошать местных. Ведь попадаются среди них понятливые, вроде Кэша. Последней мыслью перед сном было заключение, что те страсти, что путешественники рассказывают о Даун-тауне, сильно преувеличены. Город как город…

О, как я ошиблась! Как обманулась! Впрочем, точно также ошибся и Кэш, предположив, что при запертой двери Хэм не сумеет благополучно спуститься со второго этажа. Конечно, Хэм не владел приемами повышенной прыгучести, подобно Рыбину Гранату, но всё же хамское воспитание кое-чему его обучило. Похоже, на карнизе он чувствовал себя куда уверенней, чем на плоту.

Но прежде всего виновата была я. Случай с Кики должен был научить меня, что Хэм — юноша морально подвижный. Но после Волкодавля наследник Великого Хама вел себя почти что безупречно, и я позволила себе глупейшим образом расслабиться, позабыв, что после Волкодавля соблазнов ему почти что не встречалось. То есть Милена Неможная, безусловно, представляла соблазн, но Хэм просто не успел за старшим товарищем. А в Даун-тауне по ночным улицам ходили длинноногие поклонницы Здорового Образа, к полуночи наверняка растерявшие остатки своих растительных одеяний. И следовало догадаться, что, раз гостиничные правила запрещают приводить сексуальных партнеров в номера, раздухарившееся дитятко попробует поискать этих самых партнеров на воле.

Короче, едва я успела проснуться, как в дверь постучали, и вместо служанки с завтраком появился детина с траурным выражением на лице.

— Вы являетесь родственницей молодого человека по имени Хэм? — вопросил он вместо «здрасте». Лямойцы вообще были склонны пренебрегать такими словами как «здравствуйте» и «до свидания» и, в особенности, «спасибо». Но в данный момент вежливость меня не заботила.

— Я его опекунша. А что с ним случилось?