– Просто все смешалось. Вернее, я позволила всему смешаться.

Ей на колени прыгнул кот. Еще один утешитель. Ева попыталась отдышаться. Вскоре дыхание уже не обжигало легких. Когда она наконец решилась открыть глаза, то оказалось, что лежит на полу в кабинете и Рорк держит ее на коленях, словно ребенка.

– Боже, я не сделала тебе больно? – Она в панике отстранилась от мужа, вспомнив, как однажды в Далласе во время одного на редкость жуткого ночного кошмара в кровь расцарапала ему лицо.

– Нет. Не бери в голову. Ты посиди тихонько, пока не придешь в себя.

– Я впустила их, это моя вина. – Эта мысль наполнила ее яростью и отвращением. И страхом. – Мне не следует о них думать.

– Вот и не думай.

Рорк вновь привлек ее к себе, и она прочла в его глазах не только обеспокоенность. В них был гнев, готовый в любую минуту прорваться наружу.

– С тех пор как мы вернулись из Далласа, я могу по пальцам пересчитать количество ночей, когда ты нормально спала. И ситуация отнюдь не улучшается, скорее наоборот.

– Просто сегодня мне выпал тяжелый день, и я…

– Чушь собачья. Лично я этим сыт по горло, слышишь меня? Тебе давно пора поговорить на эту тему с Мирой. Причем поговорить серьезно.

– Я и сама справлюсь.

– Как? Да и зачем?

– Я не знаю как. – Ева отстранилась, чувствуя, как в глазах защипало от слез. Нет, она не позволит себе расплакаться, тем более сейчас, чтобы Рорк решил, какая она слабая, какая беспомощная. – Но раньше у меня получалось. Я имею в виду отца. Он отстал от меня. Вот увидишь, получится снова.

– А пока ты готова страдать? Я правильно тебя понял? Но зачем тебе это?

– Это мой мозг и мои проблемы. Я сказала, что поговорю с Мирой, но пока я не готова. Прошу тебя, не подталкивай меня.

– В таком случае я прошу тебя. Если ты отказываешься сделать это ради себя самой, сделай хотя бы ради меня.

– Прошу тебя, не играй на моих чувствах, не пытайся манипулировать мной.

– А что мне остается? Тем более что они принадлежат мне. Я так же честен с тобой, что и всегда, когда говорю, что это убивает и меня.

От его слов Еве стало не по себе. Она видела, со всей очевидностью видела, что Рорк не кривит душой.

– Я сказала, что поговорю, значит, я так сделаю.

– Когда?

– Ну не сейчас же! Оставь эту тему, пусть она подождет. Бог мой, Рорк, ты только взгляни на эти доски, на эти лица!

Он крепко сжал ее плечи:

– Посмотри на меня, и я скажу тебе, что я вижу. Ты бледная, глаза безумные. Вся дрожишь. Посмотри на меня, Ева, и пойми, что я люблю тебя больше всего на свете. И потому прошу это сделать – ради нас с тобой.

Сказать по правде, она бы предпочла его ярость. На ярость можно ответить яростью. Но своим спокойствием – пусть даже натужным – он ее обезоружил. А мука в его глазах! Это выше сил!

– Хорошо, я поговорю с Мирой.

– Завтра.

– Мне нужно…

– Завтра, Ева. Пообещай мне, что поговоришь с ней завтра. Ради меня. – Он губами прикоснулся к ее лбу. – И ради них, – добавил он, разворачивая ее лицо к фотографиям жертв.

Рорк знал, как и в какой момент вытащить оружие и пустить в ход так умело, что вы даже не почувствуете выстрела. Пусть она победила слезы, зато ей не победить его, по крайней мере не сейчас.

– Ну хорошо, я поговорю с ней завтра. Обещаю.

– Спасибо.

– Не надо меня благодарить. Я обижена на тебя. Ведь ты не оставил мне выбора.

– Хорошо, я не стану тебя благодарить. И я тоже обижен – за то, что ты вынудила меня на такой шаг. Пойдем-ка лучше спать. Утро вечера мудренее. К тому же тебе завтра рано вставать, – добавил Рорк, когда Ева было запротестовала. – Ты можешь пройтись по тому, что у тебя есть и что откопал я, перед брифингом. Но если ты не ляжешь спать, то завтра будешь клевать носом и тебе придется принять стимулятор. Насколько мне известно, ты их терпеть не можешь. Точно так же, как не любишь, скажем так, вступать со мной в дебаты.

Вообще-то он прав.

– Уговорил. Поставь будильник на половину шестого.

– Понял. Половина шестого.

На этом спор прекратился, и они прошли в спальню, где молча разделись. Ева скользнула в постель и закрыла глаза. Перед внутренним взором тотчас предстало его лицо – с печатью тревоги, душевных мук, гнева. Затем она мысленно прокрутила все, что он только что ей сказал.

– Я знаю, что тебе больно, – произнесла она в темноте. – Извини.

Его рука скользнула ей под плечи.

– Я знаю, как нелегко тебе говорить об этом, даже с таким человеком, как Мира. Ты тоже извини.

– Извиняю. Но я все равно обижена.

– Кстати, я тоже.

Она повернулась к нему и, свернувшись клубочком, задремала.

Ее разбудил божественный аромат кофе. Наверно, так каждое утро пахнет на небесах, решила Ева и открыла глаза. Спальню наполнял мягкий свет, а на краю кровати сидел Рорк.

Наверно, это и есть рай.

– Подъем, лейтенант.

Она насмешливо фыркнула, приподнялась и потянулась за чашкой кофе в его руках. Рорк поспешил отодвинуться.

– С чего ты взяла, что это тебе?

– Потому что ты – это ты.

– Верно, я это я. – Рорк легким движением смахнул ей от лица волосы и пристально посмотрел в глаза. – В целом ты спала довольно спокойно.

– Ты прав.

Взяв у него из рук чашку, Ева сначала вдохнула аромат и только потом сделала глоток. Лишь после этого позволила себе окончательно проснуться.

Рорк уже оделся, хотя еще и был без пиджака и галстука. Кот игнорировал их обоих – словно комковатое одеяло, растянулся в ногах кровати.

Ева искоса посмотрела на часы. Пять тридцать, как и было обещано. Она не могла сказать, как ему это удалось.

Рорк тем временем не спускал с нее глаз, наблюдая за ней. Наконец Ева стряхнула с себя остатки сна; взгляд приобрел сосредоточенность и фокус.

– Вот теперь ты – это ты.

– Не будь кофе, все человечество ходило бы вперевалку, шаркая ногами, как зомби.

Теперь к ней вернулась быстрота движений, и к тому моменту, когда она была одета, Рорк уже накрыл в столовой завтрак. Ева с подозрением посмотрела на овсянку.

– Это то, что тебе нужно, – сказал он, предвкушая вопрос, и провел пальцем по ямочке на ее подбородке. – Только не строй из себя ребенка по этому поводу.

– Я уже взрослая. Мне казалось, что взрослые люди могут есть то, что им нравится.