Он долго всматривался в палатки, пока не убедился, что нигде нет ни малейшего шевеления. Потом бросился к палатке-кладовой. У её края он помедлил, ещё раз убедился, что никого нет, и скользнул под полог.

Внутри были столы, заваленные картошкой и луком, а над столами висело мясо — вот нежданная удача. Пакс взмыл вверх, в прыжке цапнул копчёный окорок, сорвал его с крюка и бросился из палатки, таща в зубах увесистую добычу.

Он взлетел на холм и прямо сквозь кустарник помчался по его гребню в сторону реки. Сбежав к воде, он выпустил окорок из зубов и быстро заглотил кусок солёного мяса. Потом он разорвал добычу на части, прикопал два больших куска в песке на берегу и пометил оба тайника. Подхватил оставшийся кус, сочный и жирный, — Серый продержится на нём несколько дней — и поволок его по упавшему дереву.

На трёх валунах он задержался, чтобы ещё раз окинуть взглядом лагерь.

Люди исчезли. В воздухе висел новый запах, слабый, но опасный. Пакс его узнал. Когда он был годовалым щенком, отец его мальчика принёс в комнату сына вентилятор. Пакс ненавидел тёмный электрический запах, исходивший от провода между вентилятором и стеной. Однажды ночью, когда запах сделался особенно зловещим, Пакс перегрыз провод — как будто змею убил.

Все инстинкты Пакса велели ему бежать прочь от этого грозного запаха, но он не мог уйти без Серого. И тут он увидел, как старый лис, пошатываясь, выбирается из-под ветви тсуги и направляется к реке.

Серый споткнулся. Электрический запах с шипением устремился вверх, как молния, но не с неба, а из земли, и в ту же секунду берег взорвался. Песок, и камни, и река, и торф с яростным рёвом взлетели в воздух и обрушились на изрытую ямами землю страшным чёрным дождём.

Пакс бросил ветчину и стал звать Серого. Внезапная тишина вызывала дрожь и звон в ушах.

Больные войной высыпали из-за стен. По их крикам Пакс понял, что они возбуждены и, кажется, довольны. Они пробежали по полю, с плеском пересекли реку и рассыпались по дымящемуся берегу. После кратких поисков они потянулись обратно в лагерь.

Когда последний из людей удалился, Пакс метнулся из ущелья.

Поперёк груди у Серого лежала огромная ветвь тсуги, отколовшаяся от дерева. Пакс ткнулся носом в грязную щёку друга, потрогал лапой бок. Обнюхал морду. Серый дышал, но еле-еле.

Пакс лёг и крепко прижался плечом к плечу старого лиса. Он мог только быть рядом, ничего больше, но ничего другого и не требовалось.

Соединённый с последними воспоминаниями Серого, он слышал не крики больных войной, а песню северной птицы. Вместо пепельной дымки, что висела над ними, он вместе с Серым видел бескрайнюю синюю чашу неба. Он не лежал на искорёженной взрывами земле, а вместе с Серым — ещё щенком — и его братьями бежал по тундре, где из-под снега пробивались синие цветы, точно звёзды. Он, новорождённый, вместе с Серым урчал под шершавым языком его серебристой матери, пил её тёплое молоко, ощущал щекой тяжесть её подбородка. А потом настал покой.

Старый лис больше не шевелился.

Пакс поднялся. Прижался лбом к щеке друга. Попятился назад и горестно залаял, и ему было всё равно, услышат ли его больные войной. Он побежал.

На этот раз бег не приносил никакой радости — только облегчение от того, что его тело служит ему. Он бежал и бежал на север сквозь сумерки, бежал на север сквозь ночь.

Когда забрезжил рассвет, он вступил на территорию чужака, но всё ещё бежал. Рыже-бурый лис преградил было ему путь, но, видя, что Пакс не собирается сворачивать, отступил и пропустил его. Пакс галопом слетел по скалистому склону, в несколько прыжков пересёк дно долины; ему осталось одолеть лишь подъём на покатый луг. На полпути он остановился и поднял голову.

Трое наблюдали за его приближением. Теперь он знал их всех: подруга Серого, всё ещё беременная, с огромным брюхом; рядом Мелкий, вдвое меньше неё.

Игла стояла поодаль, одна. Её яркий мех блестел у большой сосны, что возвышалась над поляной; той самой сосны, под которой погибла её сестра.

Пакс нёс на себе запах смерти Серого — но лисы уже знали.

Остаток пути Пакс преодолел тихо и медленно. Дойдя до логова Серого, он поднял голову и провыл ноты скорби. Трое ответили тем же.

Подруга Серого приблизилась и понюхала нос Пакса, потом бок. Она узнала про драку, которая не убила её друга, и про устроенный людьми взрыв, который убил. Она узнала, что Пакс защищал Серого, кормил, промывал ему раны, и она была за это ему благодарна. И наконец она узнала ту весть, в поисках которой погиб Серый.

На юге опасно?

Да. Опасно.

Подруга Серого отошла, грузное брюхо её колыхалось.

Передав своё сообщение, Пакс опустился на траву, измождённый. Мелкий подошёл, сел рядом, и Пакс с радостью позволил маленькому лису вылизать себя. Игла следила за ними сверху, со своего наблюдательного пункта у сосны.

* * *

Остаток дня Пакс проспал — но спал неспокойно, урывками, ему много раз снился один и тот же мучительный сон, в котором его мальчика опутывали дымящиеся провода. Когда на ярко-синем небе взошла луна, он наконец поднялся.

Он вдохнул запахи лис, которых связала скорбь из-за утраты серебристого друга, который всех их объединял. Пакс и сам теперь был связан с ними той же скорбью и знал, что, если он решит остаться в этой долине, ему будут рады. Но этот сон тянул его обратно, в лагерь больных войной.

Уже собираясь уходить, он ощутил, как по склону сбегает Игла. Подождал её.

Куда ты?

Пакс поделился с ней тем, что узнал сам: что взрывы в земле — это война и что провода несут смерть. Поделился страхом, что его мальчик, если он придёт к отцу, может на них наступить, поделился своим твёрдым намерением защитить Питера.

Эти взрывы — они убивают людей?

Да.

Она обежала вокруг и посмотрела ему в глаза. Тогда брось их.

Пакс не стал её слушать. Он прыгнул далеко вперёд. И, коснувшись земли, побежал.

Завидев Волу, которая хромала под дождём к сараю, Питер соскочил с бревна и постарался стереть с лица виноватое выражение. Вола догадывалась, что он упражняется больше, чем она велела, — он и вправду обычно удваивал число упражнений — и была от этого не в восторге. «Здоровому взрослому человеку требуется месяц на всё то, что ты пытаешься впихнуть в одну неделю. Ты себя загонишь», — не раз предупреждала она. За те несколько дней, что он у неё прожил, этот спор у них успел стать привычным.

Он увидел, как она стряхивает с себя капли дождя, стоя на пороге, и вспомнил Пакса — как он по-собачьи отряхивался. А если там, где он сейчас, тоже идёт дождь? Станет ли он отряхиваться, если нет тёплого и сухого места, где можно после этого укрыться? Питер вздрогнул, словно от холода, и обхватил себя за плечи.