— Поклянись, — сказал Гассан, с опасением глядя на Белую Бороду. — Поклянись, что ты меня не оставишь, когда нужно будет поддержать меня в добром деле!

— Клянусь, Гассан! — искренне воскликнул Белая Борода. — Клянусь честью и Всесильным Богом! — продолжал он, пожимая руку нового друга.

— Спасибо, брат! — говорил тот. — Тысячу раз спасибо! Я знал, что так кончится; ведь мы товарищи. Ведь и я когда-то носил зеленый мундир, был лесничим и охотником!

— Я это сразу узнал по мастерскому выстрелу, которым ты спас жизнь Лео!

— Это тогда, когда ты не мог стрелять, потому что обезьяна напоминала тебе Акку! — прервал его Гассан.

— Ха, ха, ха! — продолжал он. — Не всегда хорошо быть хорошим стрелком. В жизни бывают минуты, в которые было бы лучше, в тысячу раз лучше для нас, если бы совсем не умели обращаться с проклятым ружьем. Ты бледнеешь, мой друг, мой спаситель? Брат, я знаю все о тебе: видишь, я иду из пещеры духов. Ты тоже должен меня узнать. Иди, я все расскажу тебе, во всем тебе сознаюсь! Но уйдем от ворот смерти… скроемся в тихом уголке леса, где нам никто не помешает: ни леопарды, ни коршуны, носящиеся над ущельем. Иди, друг, товарищ, брат!

Он поспешил вперед, увлекая с собой Белую Бороду и нетерпеливо прокладывая себе путь в кустарнике; на лбу у него выступили капли пота.

— Налево! — сказал ему Белая Борода. — Путь к твоей серибе — налево.

— Нет! Нет! Пойдем направо! — возразил Гассан. — В серибе люди, а я не могу теперь видеть людей, — даже негров. Пусть один зеленый лес будет свидетелем моей исповеди.

И он спешил дальше, как будто его преследовали фурии. Белая Борода, потрясенный, следовал безмолвно за своим расстроенным проводником. Наконец последний в изнеможении опустился на ствол дерева, сломленного бурей.

— Дальше не могу, — сказал он, стирая со лба пот рукой, — останемся здесь, дай мне собраться с мыслями, чтобы я мог верно рассказать… Подожди, приятель! Солнце освещает уже верхушки деревьев. Скоро наступит ночь — темная, безлунная ночь; тогда ничего не видно, тогда хорошо говорить, сознаваться, каяться…

Он замолк; молчал и Белая Борода, опустившийся рядом с ним и машинально зарядивший ружье. Сердце его сильно билось.

Тени становились все гуще, наступили короткие тропические сумерки. В лесу просыпалась ночная жизнь: застрекотали стрекозы, начали летать светящиеся жучки, запела ночная птица, разливаясь, подобно нашему соловью. Это была ночь на Ивана Купала — она будила воспоминания о родине, и сидящие рядом друзья мысленно переносились к далекому северу.

В горах раздался глухой рев: то царь зверей выходил из своего логова. Потом окрестность огласилась насмешливым лаем и воем гиен. Наступила ночь, и Гассан прервал молчание.

— Да, Белая Борода, мы — товарищи, братья, — начал он, — потому что и на твоей совести — жизнь человека!

Белая Борода вскочил и воскликнул:

— Что, он был убит наповал? Ты был в пещере духов?

— Да, Белая Борода, я был там; но не прерывай меня, сиди спокойно. Я все расскажу! Белая Борода, я сейчас же заметил, что ты что-то от меня скрываешь, и догадался, что тут замешана пещера духов. Вначале я думал: как хитер этот Белая Борода! Десятки лет тому назад динки спрятали в пещеру слоновую кость, которая хорошо сохранилась, потому что там нет роющих крыс. Белая Борода нашел ее, но молчит об этом и рассказывает нам страшные истории о ядовитых змеях в пещере, между тем как в последней — одна слоновая кость. Но я не отпущу этого хитреца; он должен наперед показать мне свою находку, которая стоит похода на динков.

Я уже считал в уме клыки: десятки лет тому назад здесь было больше слонов и динки были богаче, так как их еще не успели выжать, как лимон. Несомненно, думал я, в пещере скрыто слоновой кости на целый караван.

Не раз я собирался пройти в ворота смерти, пролезть туда через узкую щель внизу, через которую леопарды выходят на добычу, хотел посмотреть крутую тропинку, о которой говорили ты и Лео! Я тогда думал, что все это выдумки и вранье, что к пещере должен вести удобный путь, — да и страшно было лезть в берлогу леопарда.

Однако я не нашел другого доступа. Оставалось вырубить терновник, чтобы проложить себе дорогу в пещеру. Но Белая Борода мог это заметить, прежде чем я побываю в пещере духов, и унести клад по знакомой дороге!

Мне надо было убрать тебя из окрестностей этого места; я спокойно мог проложить себе с помощью своих базингеров путь к ущелью так, чтобы ты этого не заметил. И вот я послал тебя основать Сансуси.

Но почему я с тобой так церемонился? Со времени моего возвращения с последнего похода во мне происходили перемена за переменой; я боялся и ненавидел тебя и в то же время цеплялся за тебя, как за якорь надежды, от которого я ждал спасения в надвигающейся грозе, в чем-то роковом, чего я не мог побороть один.

Мне нужен был хороший человек, нужен был Белая Борода-Нежное Сердце, чтобы избежать того, что мне казалось ужасным.

Человек, который принимает такое участие в неграх и не может равнодушно видеть страдания животного, неужели он не сжалится над своим ближним, испытывающим самую ужасную пытку — мучения совести?

Я удалил тебя, чтобы ты не мешал мне при исследовании пещеры, а едва ты ушел, начал сомневаться в самом факте нахождения слоновой кости.

Наступила ночь первого мая. Пламя пожара, озарив ее, поглотило и мое благосостояние, как я в этом скоро убедился. А тут этот неурожай; я его предвидел еще раньше динков и радовался тому, что приходится оставлять этот край, так как надеялся уйти от своего рока, скрыться от того, кто преследует меня до пустынных мест Судана.

Я совсем забыл о пещере духов. Белая Борода, ты еще помнишь день, когда нам выпало редкое счастье охотиться на шимпанзе? Ужасная охота, не правда ли? В обезьяне так много человеческого! Не правда ли, она так напоминает рожи негров, виденных нами в жизни…

Голос Гассана дрожал от возбуждения; он помолчал и продолжал снова:

— Друг мой, Белая Борода, почему ты не выстрелил тогда в шимпанзе, не спас своего верного Лео? Для тебя этот выстрел был пустяком, раз он удался даже Гассану, возненавидевшему охоту уже много лет тому назад. Почему тогда дрогнула твоя рука, почему, смелый охотник, ты побледнел и опустил ружье? Ты молчишь?

Я заметил тебя, и по одному выстрелу ты узнал во мне охотника. В тот же момент и я узнал тебя! На обратном пути я все более убеждался в том, что твоя совесть также неспокойна, и у меня явилась надежда, что мы будем друзьями! Что это? Никак там наверху пролетела сова! Не люблю я этой птицы за ее коварный полет; десять лет тому назад в ночь на Ивана Купала, она тоже пролетела мимо меня… — И при этих словах Гассан схватил руку Белой Бороды, будто боясь темноты ночи.

— Не обижайся на то, что я теперь скажу тебе, — продолжал он немного спустя, — я ведь и сам теперь не верю этому, но должен тебе все, все рассказать, чтобы ты мог читать в моем сердце и понять меня.