На этот раз, зная, что цветы сейчас хороши, как никогда, все взяли корзины. У Европы корзина была сделана из золота, украшена изысканной резьбой и литьем, иллюстрирующими, как ни парадоксально, историю Ио — ее бегство в коровьем обличье, гибель Аргуса, прикосновение божественной длани Зевса, превращающее страдалицу обратно в женщину. Это бесценное сокровище, «дивное диво для глаз»[125], создал не кто иной, как Гефест, божественный мастер с Олимпа.

Цветы, которым предстояло наполнить это чудо из чудес, были под стать самой корзине: душистые нарциссы, гиацинты, фиалки, желтые крокусы и — самые роскошные — алые дикие розы. Девушки собирали цветы, в упоении порхая по лугу, одна обворожительнее другой, однако Европа своей красотой затмевала всех, как богиня любви Афродита затмевает прелестных харит. Вот она-то, богиня любви, и стала виной тому, что произошло дальше. Когда Зевс с небес любовался очаровательным зрелищем, Афродита, единственная (кроме своего сына, озорника Эрота) способная подчинить себе Громовержца, послала роковую стрелу ему в сердце, и он тотчас без памяти влюбился в Европу. И хотя Гера была где-то далеко, Зевс решил, что предосторожность не помешает, поэтому, прежде чем предстать перед Европой, принял облик быка. Не такого, который ходит под ярмом или пасется на выгоне, вовсе нет. Это был самый прекрасный из всех когда-либо существовавших быков — с лоснящейся каштановой шкурой, серебряной звездой во лбу и крутыми, словно молодой месяц, рогами. При всей своей неотразимости он выглядел настолько смирным, что девушек его появление не испугало, наоборот, они тут же обступили его и принялись гладить, с наслаждением вдыхая его благоуханный аромат, круживший голову сильнее, чем запахи луговых цветов. Он потянулся к Европе и, когда она ласково коснулась его, замычал мелодичнее самой сладкоголосой флейты.

А потом бык опустился к ногам Европы, словно подставляя ей свою широкую спину, и царевна предложила подругам забавы ради оседлать его:

Улыбнувшись, Европа присела на спину быка, а вот подруги, как ни были проворны, пристроиться рядом с царевной не успели. Бык вскочил и во весь опор помчался к морю — и, достигнув его, не поплыл, а побежал по волнам, которые, мгновенно утихая, покорно расстилались перед ним. Из глубин навстречу ему поднимались и кружили рядом разные диковинные морские божества: нереиды верхом на дельфинах, трубящие в рог тритоны и, наконец, сам грозный повелитель морей, брат Зевса.

Европа, напуганная и этой невиданной процессией, и колыханием безбрежного моря, одной рукой крепко цеплялась за могучий изогнутый рог быка, а другой придерживала подол своего пурпурного одеяния, чтобы он не намок.

Это не простой бык, подумала Европа, а, наверное, какой-то могущественный бог. Она стала умолять его сжалиться над ней и не бросать в чужом краю совершенно одну. Бык ответил Европе, подтвердив правильность ее догадок, и сказал ничего не бояться. Он Зевс, величайший из богов, и поступает так, потому что любит ее. Они направляются на Крит — остров, где мать прятала его младенцем от Кроноса.

Разумеется, все так и случилось, как говорил Зевс. Впереди показался Крит, бык вынес Европу на берег, и богини времен года оры, привратницы Олимпа, облачили избранницу Зевса в свадебный наряд. Ее сыновья действительно обрели почет и славу — не только в земной жизни, но и в загробном мире, где двое из них, Минос и Радамант, за свою справедливость были назначены судьями новоприбывших душ в царстве мертвых. Однако их имена не сравнятся известностью с именем матери — Европы.

* * *

Все чудовища, порожденные Геей в начале времен, — сторукие исполины, титаны и прочие — были повержены и изгнаны навечно. Все, кроме циклопов. Им позволили вернуться, и в конце концов Зевс даже приблизил их к себе: они оказались искусными мастерами и ковали для него молнии. Сперва циклопов было трое, потом их племя разрослось. Зевс поселил их в благословенном краю, где земля, не требуя пахоты и сева, сама давала богатые урожаи, а виноградные лозы гнулись под тяжестью бессчетных гроздьев. Циклопы владели тучными стадами овец, коз и жили, не зная забот. Однако дикий, свирепый нрав их не смягчился. Они не ведали ни закона, ни справедливого суда, каждый из них вел себя, как ему вздумается. Чужакам земли циклопов лучше было обходить стороной.

Спустя много веков после наказания защитника людей Прометея, когда потомки тех, кого он облагодетельствовал, создали развитую цивилизацию и научились строить корабли для дальних странствий, на негостеприимный берег, где обитали циклопы, высадился греческий царь. Звали его Одиссей (Улисс у римлян). Его путь домой из поверженной Трои пролегал через остров циклопов. Однако ни в одной самой жестокой битве с троянцами он не оказывался так близко к смерти.

Неподалеку от бухты, куда он завел свой корабль, находилась просторная пещера, обращенная входом к морю. Она выглядела обитаемой — подступы к ней окружала крепкая каменная ограда. Взяв с собой двенадцать человек из команды, Одиссей отправился на разведку. Нужно было раздобыть еды, поэтому они прихватили большой мех превосходного выдержанного вина, чтобы отплатить за гостеприимство. Ворота в ограде оказались открыты, и путники без труда проникли в пещеру. Хозяин куда-то отлучился, но видно было, что живет он в достатке: в загонах вдоль стен толпились ягнята и козлята, в корзинах громоздились сыры, сосуды были до краев полны молоком. Изнуренные путешественники с наслаждением утолили голод в ожидании хозяина.