Свидетель обвинения по делу ограбления склада компании Price Flavoring Extract Company 14 марта 1921 года сообщил о двадцати баррелях похищенного алкоголя стоимостью $5500; аналогичный инцидент случился 12 апреля 1922 года с Susquemac Distilling Company, когда было украдено 225 ящиков виски на сумму $6075. О’Бэнион откупался или прибегал к запугиванию. Игра не стоила свеч, но этот сумасброд не унимался почти до самого конца. В середине 1922 года О’Бэниона поймали с поличным за очередным подрывом сейфа! Ему пришлось заплатить $30 000 за оправдательный приговор.

Этот хаос был не по душе Торрио. Он крепко держался за Аль Капоне: во-первых, Аль был усердным и послушным учеником; во-вторых, он хорошо понимал, что только правильно организованный криминальный бизнес является полноценным в привычном понимании.

Аль Капоне убедился в этом, видя, как работают и развиваются предприятия Фрэнка Йеля.

Торрио было достаточно сложно управляться со своими бандитами. Он стремился к систематизации; дикарям вроде О’Бэниона были нужны активные действия. Единственное, что Торрио мог делать в такой ситуации, – проводить свой план дальше при содействии Аль Капоне в практических вопросах и использовать успех в качестве аргумента, подтверждающего пользу.

Олдермены Кофлин и Кенна оказались крайне сговорчивы – беспорядки были нужны не больше, чем Торрио, но ему не хватало харизмы, которой обладал покойный Большой Джим. Джон не имел личного влияния над голосами итальянских выборщиков, но надеялся на деньги и связи, следовательно, позиция Торрио как лидера порока компенсировала недостаток гениальности Колозимо.

Торрио немедленно перешел к консолидации и расширению связей и активов. Он доверил Капоне руководство бильярдными и магазинами по продаже сигар.

Там, где убеждение казалось необходимым, Капоне вел переговоры, импонируя вкусу Торрио. Ему редко приходилось снимать бархатную перчатку с железного кулака. Как отмечал очевидец, «без каких-либо сознательных усилий, он источал угрозу, говоря слово «пожалуйста». В запасе у Капоне был особый взгляд. Он учил молодых гангстеров смотреть жертве в лицо, напрягая мышцы шеи и сохраняя глаза неподвижными, словно говоря: «Если продолжишь, горько пожалеешь».

Молодежь отрабатывала такой взгляд, выражающий максимальную угрозу, перед зеркалом, что Капоне приветствовал.

Торрио не только использовал Аль Капоне для усиления позиций в Чикаго, но и одновременно расширял присутствие в пригороде: таких местах, как Стикни, Форест-Вью, Позен, Берр-Оукс, Блю-Айленд, Стэгер, Чикаго-Хайтс и других городах и деревнях к югу и западу от Чикаго.

Пригородные бордели творили чудеса – некоторые работали круглосуточно в трехсменном режиме по восемь часов, усилиями шестидесяти проституток. Торрио осуществлял жесткое руководство, возможное только в провинции. Хотя в Чикаго еще оставались бордели, они были вынуждены сократить масштабы, сделавшись почти незаметными.

Тридцать девушек делало Four Deuces почти гигантом на фоне Cort на 23-й улице, функционировавшего под прикрытием гостиницы и содержавшего всего восемь проституток; и Covart на улице Уэст-Мэдисон, которое могло позволить днем только три проститутки, а ночью – не больше восьми, иногда шесть.

Городские бордели потеряли былое очарование. Например, в Four Deuces удрученные клиенты сидели на жестких лавках, вдоль голых стен, в холодной, плохо освещенной приемной, ожидая очереди с более-менее симпатичной проституткой, а тучная, дурно накрашенная мадам нараспев вещала из кресла-качалки: «Ну, давайте, ребятки, выбирайте девочку». Все работало на то, чтобы выкачать у клиента как можно больше денег.

Напротив, пригородные заведения могли вести деятельность открыто и расширять масштабы сколько вздумается. Конкуренты и местные власти остались у Торрио в хвосте.

Такая концентрация позволяла Торрио контролировать ситуацию, облегчала руководство и защиту. Сочетание кабаре и борделя, как в бернэмском Arrowhead, способствовало созданию атмосферы дружеской вечеринки. В некоторых питейных заведениях пригорода стулья и столы были привинчены к полу, чтобы их не использовали в качестве оружия в ходе постоянных пьяных потасовок, возникающих в пылу неуемного веселья.

При таком раскладе это были не слишком большие расходы. Атмосфера легкости и дружественности, царившая в пригородных заведениях, расширила рынок сбыта пива, который составлял 90 % от всех продаж алкоголя в Чикаго.

После сделки со Стенсонами Торрио поставлял в пригород собственный пенный напиток. Все было направлено на получение дальнейшей прибыли.

Политические события стимулировали пригородный проект Торрио и добавили вес аргументам в пользу комбинации города и деревни. К середине 1921 года мэр Томпсон находился в состоянии открытой конфронтации с различными силами, его администрация и управленческий аппарат пришли в упадок.

Томпсон поссорился с Фредом Лундином, недовольным, что с ним не проконсультировались при назначении Карла Фитцморриса начальником городской полиции. В свою очередь, Томпсон был недоволен монополией Лундина на политический патронаж и разбазаривание общего фонда избирательной кампании в тщетной попытке переизбрать неугодного и особенно шумного окружного судью. Мэра не заботили разговоры общественности, что он всем был обязан Лундину. Томпсон был в ярости из-за разгоревшегося скандала по поводу взяточничества в Департаменте образования города Чикаго, в ходе которого было разоблачено много влиятельных лиц, в том числе Фред Лундин и его племянник Виртус Ромм.

Несмотря на запущенное состояние управленческого аппарата, к июню 1921 года Томпсон сформировал список кандидатов, единственной явной рекомендацией к которому была лояльность по отношению к нему.

Ассоциация адвокатов, активные реформаторы, общественность, даже газета American Херста[66] (единственная сколько-нибудь серьезная поддержка прессы, которой обладал мэр) – все открыто выразили осуждение.

Пресса предрекала сокрушительное поражение и предупреждала: вся страна будет наблюдать за выборами мэра Чикаго в 1923 году, чтобы убедиться, что заявления 1921 года не были пустым звуком.

Похоже, Томпсон мог остаться не у дел.

У Торрио не было возможности предвидеть, как отразится на бизнесе смещение старого мэра и становление новой администрации. Его операции, находящиеся вне досягаемости городских реформ, приобретали все больший смысл.

Кроме того, на повестке дня стояло спасение губернатора Лена Смолла[67].