концов, резонно полагает Мпуми, пытаясь утихомирить чувство вины. Не то чтобы он был психопатом.

***

Сет читает новости, пока ждет, когда Ласка уйдет на обед. Заголовок о женщине, совершившей суицид, привлекает его внимание. Так молода, так одинока. Он чувствует укол. Он знает, что это не сострадание: просто ощущение его собственной смертности поднимает голову.

«Это мог быть ты, умирающий в одиночестве в своей квартире. Не суицид, нет, не суицид, но люди умирают постоянно, и ты можешь быть следующим. Странные несчастные случаи, обезвоживание, убийства. И кто будет по тебе скучать?»

Ласка покидает свой стол в час дня ровно каждый день, идет вниз в закусочную в американском стиле. Он заказывает сырный псевдобургер, у которого название вкуснее, чем он сам, и, определенно, ничего такого, что хоть отдаленно сексуально, о чем Сет впервые думает, когда подслушивает заказ Ласки и почти давится на смерть своим цельнозерновым пончиком с рожковыми чипсами. Удушье, падение, встреча с землей. Никто не будет по нему скучать.

Псевдобургер ― это бутерброд: вариация закусочной на тему старой классики, с цельнозерновой булочкой из ржаного хлеба, с зернистым творогом, кучей зелени и ростков, черной фасолью и лесными грибами, котлетой из искусственно выращенного мяса, приправленный сальсой из помидоров и чили, и дольками сладкой картошки сбоку. Так как рыба и мясо стали дорогими, многие «бараны» перешли на альтернативу мясу. Только после подорожания, а не для того, чтобы спасти животных от забоя, и не для того, чтобы избавить тысячи коров, свиней, кур от их несчастной короткой жизни, но тогда, когда стейки стали стоить как заработная плата за неделю. Добро пожаловать в век мясофобии. Затем внезапно соя лишилась своего пресного вкуса: вегетарианство распространилось повсеместно, а стейки из искусственного мяса и бургеры с шампиньонами стали предпочитаемыми блюдами на субботних барбекю. Волосатые мужчины мололи языками и обсуждали преимущества цитрусовых маринадов над бальзамическими, попивая светлое пиво из согревшихся у огня банок.

Сет все еще ест стейки ― из страуса, уток, оленины или из любой их ГМО версии. Его фаворит все еще настоящий бифштекс, он же говядина, предание крупного рогатого скота забвению. Средней прожарки: он любит мясо с небольшим количеством крови. Не то, чтобы он не жалел животных. Он просто верит, что люди находятся на вершине пищевой цепочки. Леопарды не плачут по своей добыче.

После того, как Ласка съедает свой печальный бургер, промокает свои слишком полные губы старомодной льняной салфеткой в красно-белую клетку, он идет в туалетную комнату, предположительно, чтобы вымыть руки. Затем он открывает холодильник с напитками и достает себе «СиннаКолу», которая стоит на его столе всю вторую половину дня. Сет никогда не видел, чтобы Ласка это пил, в конце-то концов, он знает, что там в составе, но напиток стоит на его столе, покрываясь конденсатом, ровно в 13:30. Сет больше не ходит на перерывы на обед, потому что это единственное время, когда он может избежать взгляда глаз бусинок менеджера. Он с умом использует это время.

Запись в журнале

Вествилль, 24 января 1988 года

В новостях: шесть диверсантов Африканского Национального Конгресса оказались ранеными в результате взрыва заминированного автомобиля в Булавайо, Зимбабве.

Что я слушаю: Джонни Кэш ― «Coming to Town».

Что я читаю: «Ребенок и уход за ним», Бенджамина Спока.

Что я смотрю: «Доброе утро, Вьетнам».

П. души не чает в детках. Ему хорошо удается успокаивать их. Он поет очень низким голосом (глупые выдуманные песенки), корчит такие смешные рожицы, и они перестают капризничать и начинают смеяться. Иногда они смеются одновременно, и это самое забавное, и мы начинаем смеяться все вместе.

Глава 11

Ледяные пальцы на ее шее

Йоханнесбург, 2021

Кирстен наблюдает, как Кеке заезжает во входную арку здания, где она живет, и вспоминает, почему у той так много поклонников обоих полов: ее прически в стиле панк, ревущий байк, глубокий непринужденный смех, и стиль одежды «да пошли вы все». Маленькая горячая штучка.

— Прости, я опоздала.

Она снимает свой шлем и обнимает Кирстен. От Кеке пахнет кожей и чем-то более женственным. Средством для волос? Вокруг них в воздухе летают маленькие пурпурные блестящие шарики.

— Никаких проблем. Вероятно, карма за мои опоздания решила отыграться.

Кирстен сама опоздала на двадцать минут.

— Там случилось кое-что, я была всего в пяти минутах езды, так что мне пришлось заскочить.

— Что-то интересное?

— Не совсем. Просто небольшая перестрелка между Афронацистами и Пантерами. Немного царапин, немного крокодильих слез, никаких смертей.

— Бог мой, расизм. Как будто сейчас шестнадцатый год.

Две группировки были крайне правого и крайне левого толка, белые и черные соответственно. Никто не воспринимал их всерьез: в нации, которая сейчас безразлична к цвету кожи, их странные выходки заставляют всех лишь качать головой.

— Просто несколько панков искали повода, чтобы пролить кровь.

— Слишком много видеоигр.

— Я виню хип-хоп. Нет, мараби.

— Я виню сахар. И обработанную пищу.

— Гиперподключенность.

— «Сеть».

— Продукцию ГМО.

— Синдром дефицита внимания и гиперактивности.

— Безразличные родительские пары.

— Отсутствие телесных наказаний в школе.

— Скуку. Больше нет ничего, против чего бунтовать! Нас воспитывает государство-нянька, очень смирная, покладистая нянька, без татуировок или неподобающего пирсинга.

— Только вот у нее должно быть очень высокое либидо.

— Ха! — смеется Кеке. — Эта нянечка любит трахаться!

— И быть оттраханной, — добавляет Кирстен. — Это взаимовыгодное сотрудничество. А еще полиаморное.

— Эй, — произносит Кеке. — Не трогай полиаморию. За ней будущее.

Внутри квартиры Кекелетсо Браамфонтейн за ними автоматически закрывается дверь.

— Не слишком рано для вина? — спрашивает Кеке, бросая взгляд на настенные часы. 12:55. С гигантского постера на них смотрит Элвис Пресли.

— Я не понимаю, почему ты спрашиваешь, — говорит Кирстен.

Кеке улыбается и хватает бутылку Кофейного Вердант-Пино. Два бокала. Кирстен инстинктивно тянется за ближайшей пустой бутылкой «Тетис», наполняет ее серой водой из водохранилища, похожей на жидкий дым, и идет поливать поникшие растения Кеке. Используя складной нож своего отца, которому она теперь всегда находит применение, она срезает несколько мертвых листьев с аспидистры на кофейном столике в гостиной, и бросает их в мусоропровод для органики.

— Не то чтобы я не любила их.

Она всегда так говорит.

— Просто меня никогда не бывает дома.

После того, как в прошлом году, она выбросила давно умершее и крошащееся растение, Кирстен предложила ей завести кактусы, так как им не нужно столько ухода, но Кеке сказала, что где-то прочитала, что шипы вредят сексуальной жизни.

— Фэн-шуй или подобное дерьмо. Какое тебе дело до растений?

Кирстен пожала плечами:

— Не знаю. Я просто присматриваю за ними.

Кеке состроила