— И какого хрена? — Резким рывком сдвигаю дюралевую лодку в сторону. — Ах, вот ты где!

Ну да, как же я раньше не вспомнил? Квадратный люк открывается прямо в носовую каюту, в которую мы вечером так и не заглянули. Хорошо еще, что снаружи заперт был, а то могли бы проснуться с головой в тумбочке. Хотя, помнится, на двери висел амбарный замок. Точно, потому и не стали открывать — лень было искать ключ. Что, заглянем?

— Кого ловим? — Андрей выскочил в одних трусах, но с автоматом в руке. — Это чего гремело?

— Вот, — вместо ответа я показал пальцем на люк, изнутри по которому снова стукнуло. Три коротких, три длинных, три коротких…

— Ух ты, — восхитился сын. — Челюскинцы тонут, помощи просят!

С этими словами он открутил задрайку и откинул крышку. Ба, знакомые все лица! Из открывшегося проема высунулась голова павловского «участкового» с заклеенным скотчем поверх бороды ртом. Глаза, и без того вытаращенные от натуги, вылезли еще больше — бедолага увидел нас. Интересно, а кого же еще ожидал встретить после вчерашней стрельбы? Омоновцев с дубинками или санитаров с букетом ромашек и смирительной рубашкой?

Я ухватил бородача за куртку с одной стороны, Андрей с другой, и попытались вытащить его наверх. Не тут-то было, вылезает только по плечи и, состроив жалобную гримасу, мычит чего-то заклеенным ртом. Чего там, задница застряла? А если посильнее дернуть?

— Давай на счет «три»! Раз, два, три… взяли!

«Участковый» протяжно взвыл и обмяк у нас в руках, потеряв сознание.

— Надо посмотреть, — решил Андрей и выпустил пленника. — Я вниз, хорошо?

— Может, ключ поищем?

— Да ладно, пролезу. — Сын столкнул бородатую голову обратно в люк и для верности притоптал ногой. А через минуту послышался его голос: — Пап, спускайся!

В каюте светло. Заглядывающего в круглые иллюминаторы солнца хватало, чтобы разглядеть кровь на трапе, к поручням которого и был прикован наручниками «участковый». Практически распят — вытянув шею, он мог еще достать макушкой до крышки люка, но не больше. Мы же умудрились вытащить его гораздо дальше. Ничего не оторвали?

Неожиданно ловлю себя на мысли, что рассматриваю бородача с одним только любопытством, никакой злости или, что еще хуже, жалости. И даже если оторвали, но это вряд ли, то мне это глубоко безразлично.

— Кто с ним в железную маску решил поиграть?

— Так спроси.

Андрей хмыкает и, взяв у меня нож, разрезает скотч. От рывка, выдергивающего волосы из усов и бороды, пленник очнулся.

— Ну здравствуй, Евграфий! Или Граф?

— Евгений я. — «Участковый» решительно отказался от дворянского титула. — Меня вот тут…

— Да по мне хоть Евлампий, — перебил Андрей, с глубокомысленным видом поигрывая финкой. — Пой, птичка, с самого начала.

— Что, простите?

— А не прощу! — Удар в печень заставляет пленника повиснуть на наручниках, поджав ноги к животу. — Это тебе аванс. За то, что удавить нас предлагал. Рассказывать будешь?

— О чем?

— Да обо всем.

— Спрашивайте.

— Зачем? — Сын изобразил удивление. — По-моему, это тебе необходимо выговориться и облегчить душу. Не так ли? Начни с самого начала. Автобиографию, впрочем, можешь опустить.

Я тем временем размотал с запястья струну и сделал из нее петлю:

— Да чего с ним цацкаться? Сейчас наковальню к яйцам подвесим, и запоет как миленький.

— Без наковальни обойдемся, правильно? — Андрей пробил еще раз, включаясь в игру в двух следователей. Только не в злого и доброго, а в просто злого и в злого запредельно.

Нетрудно догадаться, кому досталась вторая роль. Даже в недолгие годы увлечения КВН строительного института, в команду которого заочники попадали только по великому блату в виде постели главной комсомольской вожачки факультета, мне лучше всего удавались образы мерзавцев и подонков. Харизма, что ли, такая?

Помощь не понадобилась — Граф поплыл. Наверное, неясные перспективы нашего общества показались более привлекательным вариантом. Впрочем, других и не было, только если отправиться за борт со скованными руками. Но это даже не пришлось озвучивать — клиент заливался соловьем, вываливая кучу в основном ненужной информации. Ну какое, скажите, мне дело до того, с кем спал покойный ныне сотник? Но приходилось делать скучающее лицо и выслушивать с невозмутимым видом, вылавливая в мутном потоке на самом деле интересные сведения.

Как и предполагалось, Михаил Сергеевич Негодин был лишь ширмой для Игоря, который и являлся настоящим хозяином так называемого «Павловского княжества». Надо же — умнейший человек, хоть и сволочь, а умер как обычный баран, с перехваченным во сне горлом. Жалко… я бы его еще раз убил, более болезненным способом. Именно сотнику и принадлежала идея средневекового государства, удачно наложившаяся на комплексы и мании кинорежиссера. Идея, подкрепленная пятью килограммами кокаина.

Откуда взялись наркотики, Евграфий не знал. Знал только точный вес — именно за попытку отсыпать себе малую толику из стратегических запасов он и был наказан. Обычно подобные проделки оставались незамеченными, благо в охране резиденции все свои, но позавчера ночью не повезло. Бородач приехал на моторке как раз тогда, когда «князю» понадобился допинг перед встречей с новой рабыней.

С-с-сука… Девчонки поставлялись Негодину каждую неделю, и всегда с одинаковым результатом. С тем, что мы вчера похоронили на берегу. М-да… и этот урод слишком легко ушел из жизни.

Андрей, выслушивая пленника, мрачнел все больше и больше. Я даже начал опасаться, что прирежет его, не дослушав до конца. Нет, взял себя в руки, даже нож убрал от греха подальше. И правильно, гуманизм — на хер!

В Павлово на самом деле жили довольно богато. В самом городе уцелела птицефабрика — пока не прекратилась подача электричества, охрана с дробовиками смогла отбить первую волну тваренышей. А потом забаррикадировались наглухо, продержавшись до прихода подмоги. Вернее, беженцев с ближайших домов. Так и выжили за высоким забором, время от времени увеличивая территорию за счет перегораживаемых станами соседних улиц.

А два года назад пришел он, Барин. Именно так, с большой буквы. Пришел не один и не с пустыми руками — в Щукарихе сохранили свиную и молочную фермы. Правда, их хозяева буквально на днях утонули в Оке, по неизвестной причине решив покататься на лодке всеми семьями во время грозы, но разве это интересно? Ведь появился человек, олицетворяющий остатки былой власти и сам в какой-то мере этой властью являвшийся. И на всеобщем сходе Негодина избрали главой города.

Месяцем позже — термидор. Так, кажется, французы называли одно из своих кровожадных развлечений? Обошлось без гильотины, но за одну ночь было арестовано семьдесят четыре человека, обвиненных в подготовке покушения на Михаила Сергеевича и попытке переворота. Никто из них не дожил до следующего вечера. Децимация, а в городе оставалось не больше семи сотен жителей, подвела черту — жизнь четко делилась на ДО и ПОСЛЕ.