В баню не зашел, заныкался в кустах, закурил и понял: выход у меня один – стать учителем. Какого предмета? Такой вопрос не возникал, да это и неважно было. Главное, школа и порог ее как праздник. Вот так стал учителем.

После дембеля тянуло на историю, на филологию, но не взяли из-за характеристики. Позвали на математику, выучился на учителя математики. Пригласили бы на другой предмет, был бы географом, физиком, химиком, да хоть чертом лысым, главное – диплом, пропуск на «праздник, который всегда с тобой». Спасибо родной советской армии, она мне подсказала мое место в жизни.

Нынче армию хают, пугают армией. Армия не тетка, супруга она любого государства. А жена, она жизнь или мука вечная. Мы свою на муки обрекли, еще и совести хватает что-то с нее спрашивать. Прости, милая, что невзлюбили тебя. Дай Бог, может, стерпится-слюбится.

воскресенье

А март закончился заворотом кишок. Учителей из-за задержки зарплаты кормил на свои. Вел переговоры с юристами, врачами, как выходить на голодовку. Готовился внутренне, оповестил начальство. Настал злополучный понедельник – ситуация прояснилась: позвонила кассир из банка и сказала «Да!».

Отправился в столовку и так нажрался пельменей, что через пятнадцать минут готов был от боли лезть на стену. Жене пришлось сутки меня чистить и неделю сухарями с бульоном потчевать. Похудел на четыре кило. Вот так сознание определило бытие.

Случай с голодовкой у меня второй – первый закончился более удачно. Тогда призывал коллег откликнуться – тишины наслушался. В этот раз никого за собой не звал. Как говорится, Бог троицу любит. Клоун я и по сути, и по фамилии.

понедельник

В советские времена священник хотел на свои деньги крышу починить одному из интернатов. Отказались наотрез: пусть лучше дети мокнут, чем помощь от попа принять. Потом, во времена перестройки, нечего было есть. Бандиты привезли несколько ящиков тушенки. Приняли и съели. Во времена Ельцина директор этого интерната мечтал приватизировать метр обкомовской дороги, этого метра хватило бы на хавку всему интернату.

Нынче интернат в долгах перед всеми: энергетиками, школьным комбинатом питания. Недавно директору сделали замечание небожители:

– Безобразие творите, в санитарных комнатах нет туалетной бумаги. Дети вынуждены газетами вовсю пользоваться. Они их хотя бы перед этим делом прочитывают?

Директор заплакал от отчаяния – небожители решили, со стыда.

Нынче чиновники любят об интернете побазлать, до этого интернационализмом баловались, и что вышло? Зайдите в интернат, понюхайте, какой безнадежной бедностью веет от детских рубашек.

вторник

– У вас осталось что-нибудь советское?

– Только шампанское.

– А шинели или что-нибудь гордое?

– Есть, но они от Гоголя.

– А помада?

– Какая еще помада?

– Такая, которой подведешь губы, и почудится, что недавно ими шептали слова из сказок.

– Этого добра в бытовой химии навалом.

– А как спросить?

– Так и говорите: «У вас мыло для губ имеется в наличии?»

– Это что, пароль такой?

– Нет, пузырьковая повседневность.

среда

Последний раз ревел в армии, когда американцы украли мою мечту. Они первыми ступили на лунную поверхность, туда, где еще в 1957 году хотел вытоптать во всю ширь грузинское имя своей первой любви.

Через двадцать семь лет, оказавшись в Америке, я заглядывал в глаза и пытался понять, почему первыми были они, а не я. Потом что только не отнимали, но слез уже не было – они высохли там, летней ночью 69-го. Старшина тогда так испугался меня, орущего на Луну, что даже не наказал, кажется, пнул, но промазал, как и я.

А она вышла замуж за легенду советского хоккея. Одна из их дочерей обучалась у меня математике.

Порой кажется, этот полет перечеркнул всю жизнь. Вот уже добрый десяток лет летаю в Америку заглядывать в глаза. Мне часто хочется попросить:

– Нельзя ли ваши глаза дать нам поносить на время?

четверг

Один из моих учеников давным-давно, когда еще люди не отгораживались друг от друга решетками и бронированными дверями, как-то обреченно произнес:

– Длинной решеткой иду.

Страшно. В школах на окнах решетки – школа не верит в добропорядочность граждан. А я? А я подбираю монетки на «орле» и пропускаю «решки». Таким образом, вот уже четверть века голосую за орлов!

Как-то в день выборов, еще в советские времена, помню, торопился на электричку, хотелось пацанам показать голубые тени сосен на снегу. Пришел проголосовать минут за пятнадцать до закрытия участка – в фуфайке, валенках, с рюкзаком и топором. Человек двадцать меня взялись выталкивать и бранить на все лады. И вдруг, как по команде, встали передо мной смирно и руки по швам вытянули. Ну, думаю, где-то меня генералом назначили. Пока посоображал, кто так надо мной пошутил, вспотел. Шапку с головы сдернул, слышу, гимн играет. Вот с тех пор монетки на «орле» и поднимаю.

пятница

Однажды мужик один помер. Друзья собрались на поминках, выпили, взгрустнули. И затосковали, что секрет нормального чая в могилу унес. Так бы и дальше пили от безысходности, да нашелся один, что лучше других понимал покойника.

– Секрет у него простой: он единственный из нас заварки не жалел никогда.

суббота

Собрал мудрец учеников на выпускной экзамен, разложил билеты на столе. Первый подошел, вытянул вопрос: «Человек человеку кто?»

– Враг.

– Двойка, на второй год остаешься, живодер. Второй взял билет, а там вопрос: «Человек человеку кто?»

– Друг.

– Молодец, садись – пять.

Третий перевернул свой билет, а там все тот же вопрос «Человек человеку кто?»

– Раб.

– Садись на мое место, догадывался и я, а вот произнести так и не осмелился.

воскресенье

– Учитель, образование – это что?