С отцом было велено ничего не обсуждать. Завершив дела, дядюшка Готлиб вернулся в Кенигсберг и с тех пор не подавал о себе весточки. Рихард подумывал, что тот попросту утаил главное. Должно было быть что-то еще – волшебные слова или действия для того, чтобы все заработало, но он не успел их узнать. Впрочем, Вильгельм не знал тоже, и сложно было представить, что старик-сапожник стал бы учить сына подобной ерунде. Со слов приятеля этот знак придумал он сам, но, судя по тому, что в алфавите Рихарда он тоже имелся, все было гораздо сложней, и рейсте до поры до времени просто дремал в его памяти. Точнее, в крови.

На собственную кровь Рихард уже не полагался. Прибыв в город, он втайне надеялся разыскать блудного дядюшку и заставить его завершить обучение. Но сейчас его мысли гораздо сильнее занимал другой поиск – дешевой комнаты, и, расплатившись с хозяйкой кабачка, друзья продолжают путь.

Чтобы не утомлять тебя описаниями, я опущу рассказ о дальнейших скитаниях того дня. Скажу только, что Рихард, не чуя ног от усталости, согласился бы на любую конуру с кроватью, но неутомимый Вильгельм продолжал таскать его от дома к дому. То его не устраивала цена, то размер комнаты, то визгливая хозяйская собачонка, на которую у него сразу открывалась аллергия. Наконец им посоветовали обратиться к одной вдове – она занимала две комнаты и была бы не прочь пустить постояльцев. Вдова приняла их радушно. Это оказалась молодая женщина, румянцем и локонами неуловимо напоминавшая Уте. Расспрашивая друзей о дальнейших планах, она не спускала с Рихарда глаз и, кажется, была раздосадована присутствием Вильгельма.

Осмотрев просторную светлую комнату, оба остались довольны и сговорились о цене – неприлично низкой по сравнению с тем, что было раньше. Рухнув в постель, обессиленный Рихард не стал задумываться о причинах подобной щедрости, и только Вильгельм, паскудно ухмыляясь, начал рассуждать о какой-то иной расплате. Впрочем, возможно, Рихарду это только приснилось.

Дни стояли жаркие. Солнце беспощадно палило даже сквозь опущенные шторы. Из распахнутых настежь форточек веяло, будто из натопленной печи. Рихард готовился держать экзамены. Книги, привезенные из дому Вильгельмом, оставались нераскрытыми, да и сам он постоянно где-то пропадал. Но у друга была надежда на Рейсте Убеждения, а у Рихарда – только на самого себя. В поисках прохлады он двигал кресло в тень шкафа, обматывал голову влажным полотенцем и, изнемогая от духоты, штудировал тексты. Вдова изредка заглядывала, чтобы поинтересоваться, не нужно ли ему чего. Из ее комнаты лились звуки музыки – это отвлекало, но Рихард стеснялся попросить тишины. Иногда она приходила с ведром и тряпкой и начинала обстоятельно протирать и без того чистый пол. Каждый раз, отжимая воду, она бросала на Рихарда долгий тяжелый взгляд – он ощущал его всем телом, однако усилием воли не поднимал головы. Капли с его лба оставляли на страницах книги темные пятна. «Уте, – будто молитву, шептал он. – Уте, Уте, Уте». Вдова выпрямляла спину и отводила с лица налипшие волосы. Через раскрытую дверь в комнату вплывали звуки бесовского танго. Мокрая тряпка шлепалась на пол. Подол юбки не скрывал блестящих от пота тонких лодыжек. С чего он взял, что она похожа на Уте? И снова этот взгляд, движение руки по лбу. Листы слипаются под пальцами, строчки пляшут… Проклятая жара!

Несмотря на столь невыносимые условия, Рихард выдержал вступительные испытания блестяще. Стремясь поделиться с другом, с бутылкой вина в руках он влетел в их общую комнату, которая еще носила следы его книжных бдений. Как назло, Вильгельма там не оказалось. Новоиспеченный студент хотел было отправиться на поиски, но сквозняк приоткрыл дверь спальни вдовы, и Рихард увидел приятеля сидящим на подоконнике.

Хозяйка тоже была там. Затаив дыхание, Рихард наблюдал за знакомой игрой, предназначенной не для него. Вильгельм делал вид, что увлечен чем-то за окном. Женщина смахнула пыль с флаконов на туалетном столике, пробежалась метелкой по зеркалу, подхватив юбку, взобралась на кровать и потянулась к висящему в изголовье распятью. Деревянный крест упал ей в руки и она, не в силах достать до гвоздя, обернулась к Вильгельму. Ступила на половицы – он спрыгнул с подоконника и положил ладони ей на плечи. Повинуясь его движению, она опустилась на пол и стала медленно отползать к стене. Вильгельм наступал. По сравнению с ней – оборки баварского платья, обнаженные плечи, копна пшеничных кудрей – он казался маленьким и щуплым, но шел с прямой спиной и высоко держал голову. На его скулах расцветал бордовый румянец. Вдова смотрела снизу вверх так, словно он вот-вот ее ударит, но он подал ей руку, поднял на ноги и толчком усадил на стул. Пальцы Вильгельма ловко распутали ленты ее передника и снова связали их узлом за изогнутой спинкой. Женщина откинула голову – золотистые локоны упали до самого пола… Вильгельм встал на колени, и Рихард перестал его видеть. Сердце колотилось как ненормальное. Вдова вздрогнула, застонала и вдруг, быстрым движением повернув голову к двери, протянула руку, словно приглашая тайного наблюдателя войти и стать частью происходящего.

Сгорая от стыда, не в силах выкинуть увиденное из памяти и чувствуя себя предателем Уте, Рихард бросился к выходу из проклятой квартиры, на бегу принимая решение не возвращаться сюда никогда. На лестничной клетке он налетел на какого-то почтенного господина, пробормотал извинения и ринулся вниз по ступеням, но был остановлен зычным голосом незнакомца.

– Герр Рихард! Вы герр Рихард? Вас срочно разыскивает герр Готлиб Нойманн!

Тяжело дыша и не веря собственным ушам, Рихард обеими руками вцепился в перила. Дядюшка Готлиб нашел его первым. И Боже, до чего вовремя!..

* * *

Я так долго сижу в этом кресле что, кажется, успела с ним срастись. Телефон молчит, значит, меня никто не ищет. Сейчас я с трудом вспоминаю и об обидах Германа, и о вечеринке Насти. Все это осталось за стенами невидимого дома где-то на улице Салтыкова-Щедрина.

Говорят, если постоянно оглядываться в прошлое, можно пропустить настоящее и не заметить будущего. Если так, то прямо сейчас мы с Бесковым весьма бездарно растрачиваем время собственных жизней.

– А дальше?

– Дальше… – повторяет Бесков, задумчиво глядя на каминную полку, и я понимаю, что он бродит сейчас теми же лабиринтами минувших дней и продолжает рассказ, только забывает делать это вслух. – Дальше в записях ничего нет. Шучу! – быстро говорит он, заметив выражение моего лица. – Автор дневника действительно не пишет о том, как произошла встреча, однако из дальнейших заметок, ставших короткими и отрывистыми, можно по крупицам составить полную картину. Дом, куда доверенный Готлиба Нойманна привез Рихарда, поражал роскошью. Вспоминая добродушного дядюшку с пивным румянцем на дряблых щеках, молодой человек не мог предположить, что тот настолько богат, чтобы владеть особняком в самом центре, между Штайндаммом и Хуфеном. Прекрасным каменным особняком в три этажа с выдающимся вперед квадратным эркером, ступенчатой крышей, круглым чердачным окном и петушком на шпиле! Рихард был уязвлен, что не получил приглашения раньше, но утешал себя тем, что дядюшка Готлиб мог не знать о его приезде. Утешение было слабым – приглашение он все же получил. Только сейчас. Слишком поздно. Юноша застал своего родственника на смертном одре.