Среди деформированных яиц кайр в лотках Лаптона те, что заинтриговали меня больше всех, напоминают манго – слегка уплощенные с боков и с явно выраженной кривизной в форме. Если бы вам нужно было спроектировать яйцо, чтобы оно не перекатывалось и не падало с карниза, то это оно и есть. Тот факт, что самка кайры может отложить такое асимметричное яйцо, предполагает, что, если бы из таких яиц выводились птенцы, то, возможно, имел бы место отбор в этом направлении.

Давайте закончим рассказ, взглянув на обычные «яйцевидные» яйца. Может ли оказаться справедливым, как утверждают некоторые орнитологи, будто у большинства видов форма яйца дает малое преимущество в процессе отбора или же вовсе не дает его?

В прошлом считалось, что форма яйца так или иначе диктовалась формой птенца, который из него появится. Вот что сказал в 1600-е гг. Иероним Фабриций: «Яйца почти всех птиц на самом деле не совершенно круглой формы, но удлиненные… потому что птенец скорее длинный, чем широкий; опять же, яйцо не строго овальное и равномерно удлиненное, но более тупое, более широкое и более толстое с одного конца… поскольку птенец шире на своем верхнем конце, где расположены голова и грудная клетка»{105}.

Он продолжил обсуждать изменчивость в форме яйца у кур, вытаскивая на свет старую идею об отношении между формой яйца и полом цыпленка внутри его и о том, что относительно широкие яйца дают самок, потому что ошибочно верил, будто курочки, подобно женщинам, шире в бедрах, чем петушки и мужчины. Уильям Гарвей разочаровался в своем наставнике: «…причины, которые Фабриций выдвигает для объяснения формы яиц, я с радостью пропускаю, поскольку они совершенно необоснованные»{106}.

Совершенно очевидно, что фактически у всех организмов главным ограничением, налагаемым на форму яйца, является то, что оно должно быть круглым – более или менее – в поперечном сечении, чтобы оно могло свободно перемещаться по яйцеводу. Но должны ли яйца быть симметричными по своей длинной оси?

Тот факт, что для птиц «яйцевидное» означает «не сферическое», очень важен. Яйца многих других животных, вроде рыб, лягушек и морских черепах, являются сферическими. Это позволяет полагать, что слегка удлиненная форма яиц у птиц, а также у рептилий вроде змей, ящериц и крокодилов, дает какое-то селективное преимущество. Существует несколько возможных версий.

Первая связана с тем фактом, что сфера обладает наименьшим соотношением поверхности и объема среди всех форм. Поэтому любое отклонение от сферической формы означает, что площадь поверхности будет больше по отношению к объему яйца; у птиц это может быть важно для увеличения эффективности передачи тепла от наседного пятна к яйцу. Конечно, яйцо несферической формы быстрее остынет в отсутствии наседки. Овальная форма яиц у большинства видов птиц может быть компромиссом между тем, насколько эффективно его можно нагреть при насиживании и насколько быстро оно остынет, когда этого не происходит. В этом отношении на форму могут повлиять среднее количество яиц в кладке и количество наседных пятен у самки данного вида{107}.

Поскольку яйца многих рептилий, которые не насиживают свои яйца посредством контакта с наседным пятном, – также удлиненные, важным может быть и другой фактор. Вероятнее всего – связанный с «упаковкой». Мы не знаем наверняка, существуют ли у змей, ящериц и крокодилов ограничения на величину диаметра яиц, но они могут существовать, поскольку у этих животных тело удлиненное и узкое. Однако в случае крупных крокодилов, которые откладывают относительно небольшие, но удлиненные яйца, маловероятно, что именно размеры тела определяет максимальный диаметр для размера яйца.

Третьим ограничением для птичьих яиц должна быть прочность скорлупы: яйцам необходимо быть достаточно прочными, чтобы принять на себя вес насиживающей взрослой особи, но при этом и достаточно хрупкими для того, чтобы полностью развитый птенец взломал скорлупу, когда он появляется на свет. И опять же, сферическое яйцо должно быть оптимальным в плане сопротивления весу насиживающей птицы. Но возможно, что слегка удлиненное яйцо обеспечивает птенцу больше места для ног и, следовательно, большее усилие, помогающее выходу птенца из скорлупы, когда настало время вылупиться{108}.

Весьма примечательно, что после столь значительного числа исследований, проведенных в минувшие десятилетия на яйцах птиц, все еще остается так много вопросов, на которые у нас пока нет ответа.

Давайте же посмотрим, лучше ли обстоят дела с нашим пониманием окраски птичьих яиц.

Посетив однажды Музей естествознания в Тринге, чтобы взглянуть на коллекции яиц, я представил себе, как мы зашли туда с Джорджем Лаптоном и как мы вдвоем стоим рядом перед открытым лотком, в котором лежат десятки яиц кайры. Я спрашиваю Лаптона, что он видит. «Настоящая красота, – говорит он, – форма, размер, и, что превыше всего, разнообразная, однако гармоничная палитра красок и узоров». Затем он спрашивает, что же вижу я. «Данные, – отвечаю я, – утраченные данные», потому что у большинства яиц перед нами нет никаких этикеток и никакой сопровождающей информации. Потом я добавляю, что не безразличен к эстетике яиц, но как ученый думаю прежде всего о том, что эти яйца могли бы рассказать нам о жизни птиц, если бы у них были этикетки с данными. Но я думаю и о том, о чем еще могут нам рассказать музейные яйца: мы еще не закончили расспрашивать яйца, хотя бы даже анонимные. Потом Лаптон поворачивается ко мне и спрашивает, что я подразумеваю под «данными». Это риторический вопрос, поскольку он все же был знаком с несколькими коллекционерами, способными мыслить в научном ключе. Но эта реплика Лаптона предоставляет мне возможность подумать. Что я подразумеваю под данными?

Данные – это единицы информации, которую я использую для истолкования мира природы. Это то, чем занимаются ученые: в этом их цель. Я хочу понять, почему яйца совы белые, почему яйца кайры настолько изменчивы по окраске, почему яйца дрозда голубые и почему яйца некоторых тинаму окрашены в потрясающий цвет травяной зелени. Мы, ученые, достигаем понимания, делая наблюдения – рассматривая материал так же, как мы с Лаптоном смотрим на этот лоток с яйцами, и выясняя: почему то? Почему это? Лаптон рассказывает мне, что и он делал то же самое, и потому я склонен и его отнести к числу ученых. Разница лишь в том, что мне недостаточно задать вопрос как таковой; я должен сделать еще один или несколько шагов. «Почему так?» превращается в «возможно, так». То есть я сформулировал гипотезу, утверждение, которое в моем представлении могло бы стать объяснением.